На закат от Мангазеи

— А, ты опять свое чудище увидел… Впрочем, не мудрено, в этой тьме чего только не привидится.

Макарин оторопело молчал, пытаясь осознать услышанное.

— То есть хочешь сказать, что и в этот раз ты увидел медведя?

— В этот раз я даже медведя не увидел, — покачал головой Кокарев. — Хоть и смотрел во все стороны, хоть и боялся до ужаса. Ничего. Одна тьма. Хоть глаза выколи. А страх… Он был у меня внутри. Вот так-то. И у тебя наверняка тоже.

Макарину стало не по себе, точно реальность уплывала у него из-под ног. Он с детства этого боялся, с тех пор как его дед упился до белой горячки и бегал по двору с саблей, гоняясь за чертями. Порубил пятерых из дворни и кончил свои дни, упав в колодец. Не было ничего опаснее, чем видеть то, чего нет.

— Иринья! — громко прошептал Макарин. — Но ты ведь тоже видела! Ты видела его! Ты хотела отдать ему камень. Шубин, хоть ты скажи.

Но Иринья молчала, уткнув голову в колени. И молчал Шубин.

— Кстати, понятно, отчего у тебя все эти видения, дьяк, — сказал воевода. — Это все потому, что ты в церкву редко ходишь. Ведь тебя ж в Разбойный с Посольского перевели, а там у вас прямо-таки рассадник безбожников. С басурманами да католиками всё якшаетесь. Небось к батюшке последний раз еще в Тобольске захаживал? Вот теперь и чудится тебе язычество всякое.

Макарин не стал говорить, что в церкви не был с тех пор, как покинул Москву. Он искренне считал себя верующим, но к большинству попов испытывал что-то вроде брезгливости. Слишком много лицемерия и продажности, слишком много лжи и трусости. Слишком много неверия среди тех, кто обязан верить. Можно было по пальцам пересчитать служителей, которых не сломило время.

— Вас, поморцы, это тоже касается, — разошелся воевода. — Вы и сами-то полуязычники, и даже церкви у вас, говорят, с истуканами. Вот и притягиваете к себе всяких чудищ да демонов. Веровать надобно правильно, тогда и зло не пристанет. Не говоря уж про этих языческих… как их бишь тот бедный малый называл… менквов, да.

Макарину вдруг показалось, что тьма вновь на мгновение сгустилась с последними словами воеводы.

— Ты поосторожнее здесь гутарь об этом, воевода, — тихо сказал Шубин. — Бывает такое, что никакая вера не спасет. А уж как нам веровать, правильно или неправильно, мы сами как-нибудь разберемся.

Кокарев хмыкнул, но замолчал, и дальше они сидели в тишине, под плеск волн и шорох ветвей, которые иногда приходилось раздвигать, чтобы проплыть дальше.

А потом ветви вдруг исчезли, и берега разошлись в разные стороны. Из-за низких туч выглянула щербатая луна и осветила все вокруг.

Они увидели небольшое круглое озеро, со всех сторон окруженное стеной черного леса. Бурелом, трухлявые пни, коряги, сгнившие поваленные деревья скрывали его берега, и сквозь это сплошное непролазное месиво не было видно ни прохода, ни протока, кроме того, из которого они только что выбрались.

— Только не говорите мне, что мы заблудились, — проворчал воевода.

— Нет, — сказал Шубин и указал рукой вперед. — Мы прибыли на место.

У противоположного берега темнела небольшая бревенчатая конструкция, похожая на приземистую избу, поставленную на высокие сваи.

Хадри обернулся и залопотал что-то непонятное. Шубин коротко ответил и сказал остальным:

— Сушим весла. Нельзя дальше без приглашения.

Хадри выудил из своих запасов принадлежности, разложил перед собой, несколько раз быстро поклонился, скрипуче напевая. Потом высек кресалом искры и поднял над головой факел. Пламя ярко вспыхнуло, раскидав по воде огненные блики.

— Ну наконец-то про огонь вспомнили, — проворчал Кокарев. — И чего, спрашивается, всю дорогу впотьмах тащились?

Шубин стоял, выпрямившись и настороженно вглядываясь вперед, будто чего-то ожидая. Изба на сваях оставалась темной и безлюдной, и Макарину даже показалась, что она наполовину разрушена.

— Может случилось чего, — пробормотал Шубин. — Давайте вперед. Но по-тихому.

Лодка стронулась с места и медленно стала двигаться к противоположному берегу. Хадри продолжал держать высоко над головой факел, и все так же светила луна, заливая серебром гладь озера. Изба приближалась и теперь стало видно, что дом занимал лишь часть широкого бревенчатого помоста, установленного на сваи. Перед избой на помосте виднелось несколько высоких столбов и по их неровному силуэту можно было догадаться, что это истуканы. Сам помост был окружен торчащими из воды голыми сваями, толстыми и тонкими, высокими и еле заметными над поверхностью, словно раньше помостов здесь было намного больше. Но когда лодка подошла к этим сваям вплотную, Макарин понял, что это не сваи.

Из воды торчали десятки идолов, вырезанных из дерева, потемневших от времени и влаги. Они скалили рты и таращили глаза, большие и маленькие, с круглыми и конусообразными головами, с одним, двумя и даже четырьмя ликами на каждую сторону света. Большая часть из них уже сгнила и осыпалась, но некоторые казались довольно крепкими, хоть и покрытыми речной слизью.

— Кладбище богов, — тихо сказал Шубин.

— Это как? — не понял Макарин.