– Да, монсеньор, я все прекрасно понимаю, – кивнул Леонард, – и я очень долго над ним размышлял. В основе всего моего замысла лежит понимание того, как нам можно уничтожить в одном генеральном сражении все наличные силы русских и их союзников. Если мы сможем воплотить его в жизнь, то для них это будет означать полный крах. Ведь, потеряв здесь все свои силы, они более не смогут противиться нашему натиску на восток. Также как мы вырезали десять лет назад вот здесь же, на этом самом месте, которое они называли Юрьевым, всех русских и эстов, вот так же мы поступим с ними и сейчас. В плен я предлагаю никого не брать, даже князей и именитых бояр, с ними нужно поступить точно так же, как это и было когда-то с Вячко и с его воеводами. Пусть это устрашит их и навсегда отвадит ходить в наши земли. Итак, как я уже говорил ранее, самую большую опасность для нас представляет тяжелая дружинная конница. Таковой у русских не менее пяти тысяч, сюда же мы можем прибавить и литвинскую тысячу и прочую, более легкую. Если мы свяжем ее в удобном месте и не дадим ей выйти для разбега и для удара по нам, то мы сокрушим русских и всех их союзников. Я предлагаю расположить наши силы так, чтобы сковать превышающей численностью пехоты их пешее войско и, разбив его, остатки потом вытеснить к кавалерии в лес. Там, увязнув в снегу и расстроив ряды, все войско неприятеля, а особенно его конница, будет для нас совершенно безопасно, и мы его все постепенно вырежем. А лучшее для нас место, чтобы навязать русским сражение, – вот это, – и рыцарь развернул большой пергамент на столе. – Здесь река Эмбах, или, как ее называют местные, Эмайыги – Омовжа, имеет большой замерзший разлив, весьма удобный для того, чтобы развернуть все наши имеющиеся силы. Наступающие с севера русские будут связаны тут лесистой местностью и многочисленными оврагами, и они не смогут развернуть свою конницу для своей атаки в отличие от нас. Вот здесь-то мы их и подопрем, свяжем своей легкой пехотой из угандийцев, латгалов и нашего ополчения. А потом ударим и опрокинем тяжелой германской пехотой. После чего наша латная конница всех прикончит в теснине оврагов и в лесу.
– …Замысел немцев, я думаю, мне понятен, князь. – Сотник напряженно вглядывался в набросанную схему построения противника. – Они уже сейчас лишили нас возможности всякого серьезного маневра и заставляют бодаться с их пехотой, причем пехоты у них гораздо больше, чем у нас, и подавляющая ее часть весьма неплохо вооружена, а также она имеет хорошую броню. Мы хоть серьезно и уступаем немцам в ее численности, но, конечно же, не дрогнем и будем стоять на своих рубежах насмерть. Правда, потери у нас будут просто огромные, и говорить о продолжении каких-либо действий в ближайшие годы мы не сможем. Ибо потеряем свое лучшее служивое ядро, как когда-то это уже было на Калке. Я уверен, что на таких вот позициях это будет кровавое и затяжное сражение.
– Согласен, – глухо сказал Ярослав, вглядываясь в расписанную на скорую руку карту. – И что же ты предлагаешь делать, Андрей Иванович?
– А давайте мы немного подыграем противнику, князь? – предложил тот. – Пусть немцы думают, что мы приняли навязанные ими правила боя, а сами же их в итоге переиграем.
– Так, так, а ну говори, что ты опять задумал? – Князь с прищуром посмотрел на командира андреевцев.
Пешие отряды выходили из леса и выстраивались на лед. В центре встали три сотни Ярла Биргена. Справа от шведов заняли позицию спешенные ветераны Обережного эскадрона во главе со своим командиром Игнатом Ипатьевичем. Левее их построилась тысяча новгородского ополчения. Тут же рядом пристроились и псковичи, пришедшие с Мартыном, и те ополченцы, кто пожелал участвовать в походе, из самого этого города. С краю общего построения встали все пластуны и судовая рать. Орудийная дружина и курсанты воинской школы расположились позади. Им предстояло прикрывать пехоту своим стрелковым и снарядным боем.
– Дядька Егор, а куда это у вас повозки отходят? – крикнул стоявшему возле онагров командиру дальнеметной сотни Оська. – Вроде же все время снарядный припас они должны к вам подвозить? А это прямо так споро рванули от вас, что аж снег из-под копыт коней полетел!
– На кудыкину гору! – огрызнулся Угримович. – Ты, Оська, вон, лучше свой реечник потуже взведи, чем глядеть, кто и куда едет. А то ведь немцы уже построение свое на льду заканчивают.
Действительно, напротив русских рядов строилось огромное, девятитысячное войско противника. Впереди в одну длинную линию сбивалась легкая пехота угандийцев, латгалов и местного немецкого ополчения. Позади них выстраивались уже две тысячи тяжелых пехотинцев епископа дерптского и леальского Германа и Ордена меченосцев. Сюда же поставили и спешенных русских беглецов. Как ни противился этому Внезд Водовик, Борис Негочевич и вся беглая псковская старшина, однако епископ с предводителем объединенного войска были неумолимы.
– Лояльность нужно завоевывать кровью, иначе кому вы здесь нужны без своих городов, да еще и отвергнутые людьми?! – таков был их ответ.