На Западном фронте. Бес перемен

У входа в здание примыкающего к школе районного отдела милиции стоял человек. Он был крайне взволнован. По его мокрой от пота рубашке я догадался, что передо мной один из тех немногих счастливчиков, кому чудом удалось вырваться из захваченной школы.

Мужчина назвал мне примерное количество заложников - около 800 человек - и описал первые секунды захвата. По его словам, террористов было никак не меньше 30 человек.

Я передал свидетеля для дальнейшего допроса подоспевшему майору милиции, включил мобильный телефон и набрал номер спецкоммутатора. Кратко объяснил ответившей мне барышне, кто я, где нахожусь, что произошло, и потребовал срочно соединить меня с руководством страны. Кроме того, я попросил немедленно доставить в Беслан машину специальной мобильной правительственной связи для оборудования штаба по спасению заложников и организации прямого контакта с Кремлем, ФСБ и Генштабом.

С первой минуты пребывания в Беслане мы понимали, что оказались в центре масштабной катастрофы. Очевидно, что в такой ситуации основные решения по ходу операции должны были приниматься не во Владикавказе и даже не на уровне президентского полпреда, а только в Москве - лично главой государства.

Вскоре из Владикавказа в окружении военных приехал президент Северной Осетии Александр Дзасохов. Рядом с ним стоял Теймураз Мамсуров. На нем лица не было - в школе, куда он на торжественное открытие нового учебного года хотел пригласить и нас, среди заложников-учеников оказались его дети -сын и дочка.

Мы быстро миновали опасный, простреливавшийся боевиками проем между зданиями и зашли во внутренний двор какого-то служебного помещения. Наконец запыхавшиеся помощники Дзасохова принесли карту города и схему школы. Еще минут через десять доставили вынесенную из школы одной из заложниц первую записку, в которой террористы излагали свои требования. Вот ее точный текст с оригинальной орфографией:

«89287383374 Мы требуем на переговоры президента Респ. Дзасохова, Зязикова презид. Ингушетии Рашайло дет. врача. Если убьют любого из нас, растреляем 50 человек, если ранят любого из нас убём 20 чел, Если убют из нас 5 человек мы все взорвем. Если отключ свет, связь на минуту, мы растреляем 10 человек».

Как выяснится позже, номер телефона был ошибочным. Что касается «дет. врача Рашайло», то в штабе, естественно, сочли, что имелся в виду глава Фонда помощи детям при катастрофах и войнах известный и уважаемый доктор Леонид Рошаль.

Вообще, террористы действовали грамотно. Они полностью учли опыт «Норд-Оста», предусмотрев возможность использования спецслужбами усыпляющего газа и других спецсредств.

Во второй половине дня из Москвы прибыл доктор Рошаль. Сотрудники оперативного штаба связали его по телефону с боевиками в школе, но те отвергли его услуги как посредника на переговорах, а также его просьбу освободить хотя бы дошкольников, оказавшихся с родителями на праздничной линейке. В глазах террористов Рошаль был «информатором ФСБ».

Кто-то из присутствовавших в штабе выдвинул предположение, что боевики специально вызвали его в школу, чтобы казнить, отомстив за гибель своих подельников в театре на Дубровке. Ведь доктор тогда публично признался, что передавал спецслужбам отмеченные им в театральном зале места расположения боевиков.

Но на самом деле причина попадания фамилии уважаемого детского врача в записку террористов могла быть иная. И у меня на сей счет есть свой ответ. Я уверен, что записку под диктовку руководителя бандгруппы писала одна из заложниц. Несчастная жертва не только ошиблась при указании телефонного номера для связи, но и от себя приписала после фамилии «Рашайло» слова «дет. врача». На самом деле террористы требовали к себе не Рошаля, а бывшего министра внутренних дел, секретаря Совета безопасности России Владимира Рушайло.

Своими сомнениями в интерпретации записки я сразу поделился с руководством оперативного штаба. Но на мои доводы никто не обратил внимания. Миссия переговорщика для доктора на том и закончилась, и он стал искать себе профессиональное применение, оказывая медицинскую помощь бесланцам. Саму же записку начальники бросили на столе служебного помещения, и только после того как я обратил на это внимание, один из старших офицеров ФСБ забрал ее с собой.