– Нечего было рядиться на место, коли ты такая сума переметная. Тебя по шеям не гнали. Я только белоручку, маменькину дочку согнал.
– Да не могу же я, милый человек, девушку оставить, ежели она мне от родителей препоручена.
– Да отпущу я тебя, ежели не прописанный паспорт из участка отдадут. Вчера вон Аришкин выручил.
– А ежели мой прописан?
– Фу ты, пропасть! Вот беспонятливая-то! А прописан, так отдавай мне рубль с тремя гривенниками за прописку и больничные.
– Да откуда же у меня такие деньги, коли из голодного места мы пришли?
– Ну, заживай у меня эти деньги, вот тебе и весь сказ. Эй, Арина! На, получай твой паспорт и расчет… – обратился хозяин к Арине и подал ей паспорт и три медных пятака заработной платы.
Акулина совсем растерялась. Выйдя из избы, она в ожидании, пока хозяин сходит в участок за паспортом и решит ее участь, бродила по огороду, уныло опустя руки.
– Ежели хозяин меня не отпустит, то просись тогда у него из-за одних харчей при мне остаться, – говорила она Арине. – Ведь он теперь поворотил от тебя оглобли, приставать не будет. Ну куда ты одна по Питеру бродить пойдешь? Девушка молодая, глупая, несмышленая, ничего ты не знаешь!..
– Ох, Акулинушка, тяжко!
– На заработках, мать моя, никогда сладко не бывает. Надо ко всему притерпеться, – отвечала Акулина.
Побродив по огороду, они отправились к парникам, где работали женщины.
– Уходите? – участливо спрашивали бабы Акулину и Арину.
– Уходим, да вот не знаю, как хозяин паспорт мне выдаст, – отвечала Акулина.
– Прощайте, сударки, не поминайте лихом. Вы знаете ли, куда идти-то надо? – вмешалась одна из новоладожских бывалых баб. – Вы ступайте к Никольскому рынку. Там наймы бывают. Туда хозяева сходятся, которым ежели рабочие требуются. Там и цена на мужика и бабу ставится. Ежели цены-то на бабу поднялись выше пятиалтынного на хозяйских харчах, то и нас уведомьте, а то ведь наш хозяин нам не скажет, будь баба хоть по три гривенника.
– Да уж знамо дело, уведомим.
– Так вот, на Никольский рынок… Поспрошаете, где Никольский рынок, и пройдете. Это далече от нашего огорода, ну да язык до Киева доведет.
– Сначала-то, умница, мы думаем все-таки по огородам походить. Ведь тут поблизости огороды есть.
– Да, да, походите, – подхватила другая новоладожская баба. – На Никольский-то успеете, Никольский от вас не уйдет. Ведь тебе нужно так, чтобы с Ариной вместе к одному хозяину поступить, а на Никольском ноне наймы вразброд.
– Да, да, умница, не оставлю я покуда Аришу. Надо, чтоб она со мной вместе недельки две пожила, пока к Питеру малость попривыкнет.
Часов в десять утра явился из участка Ардальон Сергеев.
– Возьми и подавись своим паспортом, – сказал он, подавая Акулине паспорт. – Только паспорт твой прописан, хоть и без больничной марки. Прописали, что ты проездом… Только поденного пятиалтынного, что у тебя за мной есть, ты уже не получишь. Он у меня за прописку останется.
Акулина опешила.
– Да как же это так, милостивец? – проговорила она. – На что же я сегодня жевать-то буду? Ведь у меня денег-то от дороги всего только шесть копеек осталось.
– А уж это твое дело. У меня даже правило, чтобы за прописку паспорта три гривенника с души взыскивать. Ну да уж бог с тобой – иди на все четыре стороны, пускай мы будем при убытке.
Разговаривать больше уж не приходилось. Акулина печально покачала головой и отправилась в избу надевать котомку, чтобы тронуться в путь. Арина последовала за ней.
– Что ж за хлеб-то за соль хозяина не бладарите? Неотесы! – крикнул им вслед Ардальон Сергеев.
Акулина и Арина обернулись и ответили на слова хозяина низким поклоном.
– Благодарим покорно за хлеб, за соль, господин хозяин, – сказала Арина.
Акулина сказала то же самое и прибавила:
– Не поминай лихом, Ардальон Сергеич. Прощайте, землячки, прощайте, товарки! Прощайте, мужички! – крикнула она рабочим на огороде.
– Прощайте! Счастливо! С Богом! – приветствовали те от парников Акулину и Арину.
Надев душегреи, привязав на спины котомки, Акулина и Арина вышли из ворот огорода на улицу и остановились в нерешимости, куда им идти, направо или налево. Улица или, лучше сказать, переулок, на который выходил огород, был хоть и замощенный, но пустынный, ибо находился на окраине города. Кой-где только виднелись ветхие деревянные строения.
– Куда идти? – задала Акулина вопрос Арине. – Вот мы и не спросили у новоладожской-то бабы: на Никольский рынок направо иль налево?
– Да ведь мы порешили, Акулинушка, прежде по огородам походить.
– И по огородам, милая, тоже надо знать, направо или налево. Ведь вот третьего дня мы тут где-то поблизости были на огороде.
– Да пойдем направо на счастье. Вон там у ворот дома мужик стоит, у него и спросим.
– Постой… Прежде надо помолиться, – сказала Акулина, увидав вдали блестящий крест какой-то церкви.
И Акулина, и Арина начали набожно креститься на церковь. Покрестившись, они отправились направо. У покосившихся ворот ветхого дома действительно стоял мужик в полосатой шерстяной фуфайке и курил самодельную папироску, свернутую из газетной бумаги. Акулина поклонилась ему и спросила: