Читаем На заре жизни. Том второй полностью

– Провинциальное общество, – заговорил один из студентов, – в умственном отношении сильно отстает от столичного: собираясь на обеды и вечеринки, оно до сих пор еще несет невообразимую чушь и пошлость. Чаще всего болтают о делах амурного свойства, о любовниках и любовницах своих знакомых, сплетничают, клевещут на своих приятелей за их спиной. В таких случаях вы должны немедленно заявлять, что подобные разговоры носят столь низменный характер, что вы считаете непристойным их слушать. Имейте в виду, что обязанность молодого поколения поднимать нравственный уровень общества! Провинциальным барышням вы должны постоянно указывать на безнравственность и бессодержательность их прежнего существования, на пошлость кокетства и глазенапов, направлять их на путь гражданского служения.

– Замужней женщине ты должна пропагандировать вот что, – заметила Таня, обращаясь ко мне, – если она не вносит в общий бюджет своего заработка, если она берет содержание от мужа, не любя его, если она не расходится с ним и тогда, когда убедилась в его общественной дрянности, – она только законная содержанка. Замужем или не замужем женщина, она, как и мужчина, должна идти вперед в умственном развитии, приносить пользу обществу, никогда не забывать о необходимости самостоятельно зарабатывать свой насущный хлеб.

– Женщине очень трудно понять истинный смысл материальной независимости! – заметил молодой человек, которого я видела здесь в первый раз. – Я знаю прогрессивных девушек, прекрасно рассуждающих о самостоятельности, а пойдет в театр или на какое-нибудь другое собрание, случайно встретит полузнакомого, поболтает с ним две-три минуты, и сейчас пить или есть захочет, а ты плати…

– Такая опасность вам не грозит от меня!.. И от меня! И от меня! – с хохотом бросали ему дамы со всех сторон.

– А ведь это верно, – раздался чей-то голос из угла, – что ваша сестра вообще очень любит примазываться к мужчине… И к браку-то она прежде всего стремится из-за того чтобы как-нибудь отвертеться от труда, чтобы самой на зарабатывать своего существования. Вот вы и должна указывать женщине, сколь постыдно для нее теперь висеть на шее мужчины.

Своего визави, который ничего не говорил, я попросила сказать мне несколько напутственных слов.

– Вам забыли прибавить, – заметил он, – что если вы не должны висеть на шее мужчины, то и вы не должны мужчине позволять висеть на своей шее, садиться себе на голову… Довольно было раболепия и низкопоклонства! Если же вам необходим брак…

Но эти слова решительно перебил Петровский («Экзаменатор»), проходивший в эту минуту мимо:

– Вы все еще продолжаете говорить о браках, о мужьях, женах… А между тем теперь уже наступило время, когда передовые люди должны смело кричать всюду: «Долой такой устарелый институт, как брак!»

– Ну, уж извините, господин Петровский, – заговорила музыкантша Лярская, – такими советами вы просто сбиваете с толку девочку! Подумайте сами, возможно ли ей, в ее годы, говорить такое? Это, можно сказать, просто даже неприлично!

– Теперь только тупоголовые люди заботятся о приличии! – кричали ей со всех сторон.

– Не в видах приличия, но я тоже скажу, что совершенно неподходящее для нее дело проповедовать подобные вещи, – заметила Очковская. – Я большую часть жизни прожила в провинции и знаю, чем это может кончиться. Если она там будет повторять подобные фразы о браке, она сделается не только посмешищем, но и накликает на свою голову множество серьезных неприятностей и конфликтов.

– Заметьте, Очковская, – заговорил медик Прохоров, – ведь «Смерч» был прав, когда доказывал вам, что у вас довольно-таки большая тяга к допотопным взглядам! Вы должны стараться вытравлять их в себе. Лярская – другое дело: она музыкантша, и этим все сказано. А вы особа прогрессивная, трудящаяся на общественной ниве, – ваш умственный кругозор должен быть пошире. Эдак вы, пожалуй, будете проповедовать сей юной особе, чтобы она придерживалась всех нелепых провинциальных обычаев, чтобы она не смела войти в мужское жилище, чтобы она смотрела на квартиру холостого человека, как на вражий стан, как на притон хищника, зверя и самца!

– Как я смотрю на это – не идет к делу, но я тоже не посоветую ей в провинции ходить в квартиры холостых людей. Уверяю вас, что после этого ей будет немедленно закрыт вход во все порядочные дома.

– Значит, вы советуете ей жить по-старому, подчиняться прежним предрассудкам? – спрашивали Очковскую со всех сторон.

– Для неопытной девочки начинать такую опасную пропаганду в провинции значит сразу лишиться возможности распространять те идеи, которые вы внушаете ей. А теперь я хочу спросить Петровского: если будет уничтожен брак, кто же будет тогда воспитывать детей?

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века