Читаем На заре жизни. Том второй полностью

Потому ли, что молодая хозяйка-распорядительница не умела импонировать своим служащим, не хотела и не могла обращаться с ними с бесцеремонной грубостью заправских хозяек, оттого ли, что, кроме нее, в мастерской постоянно путались дамы – участницы нового предприятия, бедно одетые и простые в обращении, как бы то ни было, но портнихи начали обращаться со своею распорядительницею чересчур фамильярно и недоверчиво, то и дело спрашивали ее, получат ли они свое жалованье вовремя. Бедную М. это приводило в отчаяние: она созвала экстренное собрание всех устроительниц мастерской, описала им свое незавидное положение и просила совета, как ей держаться с портнихами, чтобы возбудить к себе больше доверия. Присутствующие посоветовали ей объяснить швеям, на каких основаниях устроилась мастерская, и выяснить им, какая выгода для них получится впоследствии, а также указать на то, что в конце месяца кроме жалованья между ними будет поделена и вся прибыль. Это окончательно подорвало ее авторитет хозяйки-распорядительницы, и портнихи в ответ со смехом закричали ей: «Отдайте нам только жалованье, а прибыль оставьте себе!..» За несколько дней до конца первого месяца закройщица и одна из лучших портних заявили, что они уходят. Оказалось, что, за вычетом суммы на покупку приклада, а также на покупку материи одного платья, испорченного самою хозяйкою-распорядительницею, валовой доход новой мастерской за первый месяц как раз представлял только сумму, необходимую на уплату месячного жалованья одной закройщице, а чтобы рассчитаться с остальными швеями, пришлось снова прибегать к сбору денег и наслышаться множества грубостей со стороны портних. Итак, наша первая мастерская закрылась, не успевши расцвесть.

Другая мастерская на новых началах просуществовала более продолжительное время и была закрыта по совершенно особой причине, ярко отразившей новое течение в настроении тогдашних прогрессивных кружков.

Один мой знакомый Д. С., с которым я познакомилась в провинции, приехал в Петербург как раз в то время, когда вышеописанная мастерская доживала последние дни. Это был человек лет тридцати, весьма начитанный и неглупый, необыкновенно деятельный по натуре, чрезвычайно увлекавшийся современными идеями, для торжества которых он готов был отдать всю кровь своего сердца, но в высшей степени наивный, как очень многие в то время. Перезнакомившись с большинством интеллигентных кружков, он всюду нападал на женщин за то, что первые неудачи при устройстве мастерских заставили их опустить руки, тогда как они должны были послужить им лишь указанием, чего надо избегать при возобновлении этого дела, а оно, по его мнению, крайне необходимо, так как успех швейных мастерских послужит доказательством торжества социальных идеалов, если и не во всей их чистоте, то, по крайней мере, отчасти, и наглядно покажет, что их можно применять к практической жизни уже в настоящее время. Он доказывал, что причиною провалов швейных мастерских было следующее: во главе этих новых предприятий стояли неопытные женщины, не знающие швейного дела. При обсуждении различных недоразумений они не обращались за советами к мужчинам, которые, как более их компетентные в вопросах экономического характера, могли бы приходить им на помощь. Помехою успеха, по его мнению, явилось и то, что вновь открытые мастерские были состряпаны на скорую руку, что в них не приняты были во внимание взгляды портних, что им, умственно неразвитым девушкам, преждевременно открыли секрет устройства подобных мастерских, который они не могли понять, толковали о дележе прибылей в то время, когда швейная клонилась к полной гибели, а потому такие обещания должны были показаться портнихам просто комичными. Конечно, в кое-каких неудачах, доказывал он, отчасти виноват автор «Что делать?»: при описании мастерской у него все удается, и притом слишком быстро. Но это совершенные пустяки и мелочи, а основная идея романа – не только возвышенная, но и осуществимая. Приступая к устройству мастерской на новых началах, по его мнению, необходимо иметь средства на ее открытие, а вовсе не рассчитывать на сбор денег среди знакомых. К тому же нельзя устраивать модный магазин, предназначаемый преимущественно для богатых заказчиц, и придавать ему нигилистическую внешность. Устраивая швейную мастерскую, рассуждал он, мы имеем в виду улучшение судьбы простых работниц, их умственное развитие, улучшение их материального положения и распространение как среди них, так и в обществе, социальных стремлений; следовательно, необходимо употреблять все усилия, чтобы она получала как можно больше заказов. Рассчитывая на вкусы такой публики, мастерская должна иметь отдельную квартиру в несколько комнат, украшенную зеркалами и обставленную хорошею мебелью, снабжена модными журналами и манекенами, а распорядительница мастерской обязана являться всегда одетою как настоящая мадам, хотя бы она и презирала наряды; при этом она сама должна уметь прекрасно шить, кроить и обладать изящным вкусом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века