На земле и в небе

Мы начали снижение, чтобы избавиться от обледенения. Болтало зверски. О скорости мы могли судить только по вариометру и по авиагоризонту. Высота падала. Когда она начала подходить к 3000 метрам, мы почувствовали опасность столкновения с горами. Нам повезло: появилось «окно» в облаках. Я мгновенно пересел на переднее сиденье и начал набирать высоту. С этого момента я сидел за штурвалом 13 часов, вплоть до посадки в Калифорнии. Тогда мне это не казалось пределом: об этом даже не думалось. Однако у меня это было самое продолжительное сидение за штурвалом.

Лёд стал постепенно отлетать, все части самолёта освобождались от него. Заработал указатель скорости, а вскоре включилась и антенна. Я продолжал набирать высоту. Но мы были всё ещё в плену у облаков.

Шло совещание: Юмашев предлагал снова продолжать полёт по прямой. Данилин советовал снизиться, так как мы были над рекой, которая текла к Сиэтлу. Но ни то, ни другое я не мог принять: предложение Юмашева мы уже «вкусили», а лететь по реке внизу среди высоких гор было опасно из-за крутых поворотов реки и тумана, который мог появиться в любой момент. Товарищи меня спрашивали:

– Скажи, по крайней мере, что ты собираешься делать?

Я ответил:

– Хочу выйти к океану: там холодное течение и облачность наверняка не выше 2000 метров, а мощные кучевые облака - только над горами.

Ещё раньше, глядя сквозь редкие кучевые облака, я обратил внимание на то, что за горами с западной стороны нет никаких признаков ухудшения погоды. Я стал спирально набирать высоту до 5000 метров и заметил просвет в облаках над океаном. Я устремился туда, и через несколько минут мы увидели сзади себя стену облаков над горами, а под нами, значительно ниже, лежала сплошная ровная облачность, как и при полёте над Северным Ледовитым океаном. Мы взяли курс на юг, и уже дальше лететь было сравнительно легко.

Слева от нас была стена облаков над горами. Это был хороший ориентир. Приближался вечер. В сумерках мы пролетели Сиэтл. Вспомнили, что в этом районе Чкалов был лишь утром. А у нас наступила вторая ночь. К 24 часам мы были в районе Сан-Франциско. С земли нам предлагали сесть на ночной аэродром, так как на рассвете все аэродромы побережья будут закрыты до 11 часов утра туманом. Я чуть было не поддался на этот соблазн: меня смущало количество оставшегося горючего. Мировой рекорд был уже установлен. Но Данилин сообщил, что горючего вполне достаточно, да и Юмашев настаивал на продолжении полёта. Я согласился, так как дальше лететь было сравнительно просто. О вынужденной посадке я тоже не очень беспокоился: с нашим опытом сумеем найти площадку и в горах.

Справа под нами был чёрный океан, а над берегом - бесконечные огни мчащихся по автострадам, проложенным по побережью и в горах, автомашин. Так мы летели на юг, мечтая сесть в Сан-Диего. Перед отлётом мы поспорили с Андреем Николаевичем Туполевым, что долетим до границы Мексики и сядем в Сан-Диего. «Хотя бы до Сан-Франциско!» - говорил Андрей Николаевич.

Пересекать границу Мексики нам не разрешили. Во-первых, потому что нужно было показать именно американцам нашу технику, как стране с наиболее передовой авиацией. Во-вторых, в Мексике в это время жил враг Советского Союза Троцкий.

Начинало светать, когда мы подошли к Лос-Анджелесу. Данилин дал мне новый курс. Когда слева начали вырисовываться чёрные зубцы скалистых гор на фоне желтеющего, а затем багряного неба, под которым был туман, наполовину закрывавший горы, то мы поняли, что попасть на аэродром в Сан-Диего нам не придётся.

Изумительна была картина перед восходом солнца! Наконец совсем рассвело. Мы подлетели к мексиканской границе. Горючего хватило бы до Панамы! Но приказ ограничивал нас. Начали решать, что делать. До того как рассеется туман, нужно было ждать часов шесть, не меньше. Такое ожидание нас не устраивало: оно не оправдывало прибавления дальности всего лишь на какие-нибудь 60-80 километров. Решили искать площадку для посадки на склонах гор.

И вот, в местечке Сан-Джасинто (Сан-Хасинто - на языке индейцев) мы увидели пастбище. В 15 километрах был учебный аэродром. Но из-за его малых размеров даже на облегчённом АНТ-25 сесть на него было невозможно. Пастбище же показалось нам вполне просторным.

5 часов утра местного времени (14 июля 1937 года.). На пастбище паслись два телёнка. Я сделал три захода, снижаясь до 10 метров над землёй, чтобы прогнать их шумом нашего мотора. Они задрали хвосты и, отбежав в стороны, освободили нам место для посадки.

Делая круги, мы заметили появившийся легковой автомобиль. Из него вышли три американца в синих костюмах с брюками на помочах и в больших соломенных шляпах. Они глядели на диковинную машину с узкими крыльями, на которых большими буквами было написано «USSR».