На земле потомков Аладдина

Однажды мне довелось попасть в такую бурю в Сирийской пустыне на дороге, ведущей из Багдада к границе Иордании. Ничто не предвещало изменения погоды к худшему, хотя погоду, что стояла тогда, нельзя было назвать прекрасной. Был разгар иракского лета — середина июля, солнце нещадно палило, обжигая древнюю землю. В небе — ни облачка. Прямая, как стрела, дорога уносилась на запад. Воздух раскалился до предела, и нагретые его потоки поднимались от земли и горячей дороги к небу. Казалось, эта вытянувшаяся до самого горизонта дорога упирается не в небо, а в какое-то не обозначенное ни на одной карте мира озеро. Если это и есть мираж, то его можно видеть в Ираке повседневно. К сожалению, других миражей, описанных в литературе, мне встречать не приходилось.

Внезапно подул ветерок, Правда, еще довольно слабый, гоня по дороге пылевую поземку, на горизонте обозначилась черная точка, которая периодически исчезала в восходящих потоках раскаленного воздуха. Но все это еще не вызывало тревоги. Прошло минут десять. Ветер продолжал дуть с прежней силой, однако поземка кидалась под колеса автомобиля, все больше набирая силу. Справа от дороги происходили какие-то изменения: поблек горизонт, воздух слегка затуманился… И вот налетел первый шквал, обдав автомобиль песком и пылью, забарабанившими по ветровому стеклу. Затем все стихло. И вдруг… завертело, закружило, замело… В считанные секунды на землю опустилась тьма, не стало видно солнца. Гул и завывание проникали в машину через плотно закрытые окна, и уже через несколько минут она наполнилась пудрообразной пылью, которая застилала глаза, набивалась в нос. Дорога расплылась и превратилась в еле различимое бурое пятно. Пришлось включить фары, но спустя несколько минут видимость снизилась до 20 метров, и единственно разумным решением было съехать на обочину, включить габаритные огни и терпеливо пережидать бурю. Она продолжалась минут 30–40 и закончилась так же внезапно, как и началась Утих ветер, рассеялось и осело на землю песчаное облако, вновь засияло солнце, но на этот раз не ярко, поскольку в воздухе все еще носилась мельчайшая, едва заметная для глаза пыль. После худжаяжа жара дня на два, на три чуть-чуть спадает — в этом, пожалуй, его единственное достоинство. Солнечные лучи, частично задерживаемые пылевыми облаками, не так сильно обжигают землю. Утешение, конечно, слабое.

Иногда худжаяж длится несколько суток подряд, и после него в воздухе еще несколько дней висит огромное пылевое облако. Небосвод в это время приобретает грязный, серо-коричневый оттенок, голубое небо поблекло, выгорело. Если же вы летите из Багдада в Басру, на юг страны, то уже на полпути землю, раскинувшуюся под крылом самолета, начинает застилать бурый «туман», который по мере продвижения самолета становится все плотнее и плотнее.

Местное население, хотя и страдает от пылевых бурь и зачастую расплачивается собственным здоровьем, относится к ним довольно спокойно, считая их неизменным и привычным атрибутом своей жизни; кроме того, оно почему-то уверено, что во время худжаяжа быстрее созревают плоды финиковых пальм.

Несмотря на такое явное неудобство, как худжаяж, жизнь в Ираке не останавливается. С древних времен и по сей день она в основном концентрируется на берегах двух великих рек — Тигра и Евфрата, и происшедшего от их слияния Шат-эль-Араба. В древности их по праву называли «дарующими жизнь». И они действительно давали жизнь населению не только Ирака, но и Сирии, а также Турции, где берут свое начало. На земли Ирака приходится приблизительно одна треть общей протяженности Евфрата и две трети — Тигра. Как и много сотен лет назад, эти реки орошают посредством сложной системы каналов близлежащие земли, на которых иракские земледельцы выращивают пшеницу, ячмень, чечевицу, рис, хлопок, просо и другие сельскохозяйственные культуры. Воды рек, поступающие на поля, не только орошают их, но и удобряют, так как оставляют тонкий слой ила, который в изобилии содержится в них. В своих верхних течениях обе реки представляют собой настоящие горные потоки, но, когда они пересекают границу Ирака, их течение замедляется, а попав на Месопотамскую низменность, они широко разливаются и уже довольно спокойно несут свои воды к Персидскому заливу. Ширина их в некоторых местах доходит до полутора километров, а Шат-эль-Араба — до 4,5 километра. Шат-эль-Араб судоходен даже для океанских судов. С приливной волной из Персидского залива, достигающей 3,4 метра, в Басру поднимаются большие корабли, нефтеналивные же суда базируются непосредственно в Персидском заливе, куда вынесены нефтепроводы, подающие нефтепродукты в танкеры.