На земле сингалов и тамилов

Поданные к столу плоды из сада мудальяра представляли собой красочный натюрморт. Однако особый восторг вызывала роща, в которую незаметно переходил сад. Там деревья росли сами по себе — хозяйкой была природа. В роще можно увидеть и гуаву^[15], тамаринд^[16], и разные дикие плодовые деревья — и все это в изобилии. Кусты гуавы плодоносят с такой щедростью, что даже все насекомые мира не в состоянии уничтожить урожай. В то же время плодов у тамаринда, несмотря на колоссальные размеры этого дерева и его обильную листву, не так много, и к тому же они крошечные. Нужно обладать большой ловкостью, чтобы сбить палкой эти похожие на стручки плоды. Но не всякий плод можно есть, если он не созрел, то во рту останется оскомина.

В Синадхае фруктовых садов нет. На своих участках мы вперемежку возделывали огородные и садовые культуры. На ухоженных с любовью клочках земли нами выращивались самые различные плоды и овощи, ради которых мы ревностно уничтожали всякую дикорастущую поросль.

Но наши участки не шли ни в какое сравнение с усадьбой Синератне. И каждый раз, возвращаясь от них, мы испытывали глубокую благодарность мудальяру и его жене за их радушие и гостеприимство.

РУКОДЕЛЬНИЦЫ

Я оставался желанным гостем в доме мудальяра и после его кончины. Никто не возражал, когда я свободно разгуливал по веранде и гостиной и заходил в кабинет мудальяра, который поддерживался в том же состоянии, как и при жизни хозяина. Большой, покрытый сукном письменный стол стоял посреди комнаты, а на нем — ручка с чернилами, сургуч, скрепки и другие канцелярские принадлежности. На стене кабинета висели в отделанных бисером рамках фотографии, уже чуть-чуть подпорченные временем и с замысловатыми подписями. Все это создавало необходимый антураж.

В гостиной стояла мебель из черного дерева, на стене висели два украшенных слоновьих бивня, безделушки из бронзы — все в отличном состоянии.

Иногда мне хотелось побыть здесь подольше и понаблюдать за тем, как девушка-служанка коркой лимона до блеска начищала бронзовые предметы или зубной щеткой методично драила резьбу на спинке дивана и на чайном столике.

Даже на кухне я был желанным гостем, «маленьким хозяином». Там меня встречали восторженными возгласами и предлагали полакомиться чем-нибудь вкусненьким. Слуги в доме были старые, они хорошо еще помнили времена, когда «их малышка Эрик» тоже был в таком же привилегированном положении.

В ненастные дни мне запрещали гулять в саду и отправляли в комнату тетушки Тины. Там, устроившись на полу, я лакомился фруктами или любовался картинками в журналах. Тем временем обе женщины — моя мать и тетушка Тина — занимались рукоделием и о чем-то оживленно беседовали. Будучи отдаленными родственниками (мать, младшая из них, звала тетушку Тину акка — «старшая сестра»), они имели много общих друзей, и при встрече им всегда было о чем поговорить.

Я, молчаливый слушатель их интимного разговора, вскоре узнавал обо всех несчастьях наших престарелых родственников, о том, что родились новые родственники. Женщины сокрушались о рушившихся надеждах молодости и, конечно, составляли гороскопы всем молодым парам, готовящимся к вступлению в брак.

Другой интимный кружок — иного порядка — собирался вокруг портного. Он тоже будил мое воображение, и в беседах, которые велись там, отражалась, как мне тогда казалось, вся человеческая жизнь.

Итак, с каждым новым визитом я все более вникал в дела этой семьи, переживая вместе с мамой и тетушкой Тиной превратности судьбы, разделяя их радости и счастливые моменты, если судьба дарила таковые.

Что ни говори, доверительные новости для двух подружек являлись лишь предметом бесед, а настоящим делом было рукоделие. Когда мать отправлялась в гости к тетушке Тине, она всегда брала с собой хлопчатобумажные и шерстяные нитки и кипу журналов «Уэлдон» — основу для их бесконечных разговоров. Они вели беседы о том, как подобрать цвета, переводить рисунки, окаймлять края изделия, о формах рукавов или о вязании крючком. И если я знаю о качестве гипюра или кружев, о способах вышивания и об аппликации больше, чем другие мужчины, то этим я обязан моим дорогим женщинам.

Мать всегда была в курсе всех новинок, касавшихся вышивки и вязания.

Тетушка Тина, предпочитавшая носить кофты и юбки, иногда просила мать сшить ей кофту с оборочками и давала на отделку ярд прекрасного белого миткаля. Однажды мать сказала, что она научит тетушку Тину делать оборочки на кофте. Она поставила на огромный стол дорогое стеклянное блюдо, натерла его поверхность свечой, расстелила на вощеное стекло кофту, взяла кусок миткаля и на глазах у тетушки Тины стала перебирать аккуратно пальцами ткань, делая ряд за рядом небольшие оборки, а заодно и пропитывая кофту воском, что придавало ей блеск.

Как ни старалась тетушка Тина, сначала у нее все плохо получалось, так как пальцы не отличались гибкостью. К концу дня она все-таки достигла успеха и попросила мать на следующий день еще немного поучить ее искусству делать складки: ведь ей так хотелось наконец самой сшить кофту с оборочками.