На железном ветру

Неудачи «своих ребят» он переживал едва ли не сильнее их самих. С пеной у рта защищал их перед начальством, потому что неудачи происходили опять-таки от недостатка опыта. Предательство сотрудника Чека в его глазах было не только тягчайшим преступлением против народа, но и смертельным личным оскорблением.

— Да, Иван, — сказал Холодков, — прямых улик против Воропаева у нас нет. Но подозрения основательные. Когда он шел на обыск, я предупредил, что в квартире Красовского, возможно, скрывается вооруженный сообщник. Он вошел в квартиру так, словно заранее знал, что никого в ней не найдет. Донцова он просто не принял всерьез, а когда понял, что это парень наблюдательный, высмеял его и тем нейтрализовал. Ту часть обыска, которая могла дать результаты, он произвел сам, даже не подпустив Донцова. И теперь, будь уверен, в квартире Красовского чисто. Возьмем сегодняшний случай. Донцов встретил Воропаева без десяти четыре. В четыре сидевший у калитки Миркулиев покинул свой пост. В этот промежуток Воропаев мог забежать к знакомому, имеющему телефон, и предупредить собравшихся. Потом позвонить мне.

— Могло быть и так, а могло и не быть, — хмуро возразил Мельников. — На все твои вопросы Воропаев ответит — не подкопаешься. А коли он враг, так еще и спасибо скажет за предупреждение. Нет, Тихон, тут надо ударить из главного калибра. Внезапно, чтобы сразу наповал. — Мельников медленно поднял на Холодкова глаза — они казались странно неподвижны, будто взгляд их был обращен внутрь. Размеренно, как бы прислушиваясь к чему-то, проговорил: — Как инженера-то зовут с электростанции? Вершкин? — Придвинул к себе потрепанный телефонный справочник города Баку, быстро полистал, пробежал глазами по странице. — Точно! Вершкин! Телефончик имеется.

— Да при чем здесь именно Вершкин? — не понял Холодков.

— А при том, что именно Вершкин знаком с Воропаевым лично. Не может не быть знаком — вместе ж работали. Смекаешь?

— Воропаев не должен допустить его ареста?

— В яблочко! Руководить ночной операцией придется Медведеву. В двадцать три часа он вызовет Воропаева и прикажет ему тайно, без шума, арестовать Вершкина ровно в двадцать четыре. Остальное сделаем мы с тобой.

— Мы?

— Ну да. Не окунать же в эту помойку других. Хотя вот что — захватим Донцова. Бить, так из всех орудий. А для парня урок на всю жизнь.

17

Михаил все еще корпел над рапортом, когда появился Ибрагим.

— Слушай, где ты пропадал? — начал он с порога. — Я беспокоился...

— Лоб-то цел? — весело осведомился Михаил.

— Э! — чисто восточным жестом Ибрагим дал понять, что вопрос по своей ничтожности не достоин обсуждения. — Я их перещелкал, как барашков, и они смотались.

— Садись сюда, я составляю рапорт. Клюев еще выходил?

— Нет.

— А красноармеец с бородой, за которым я следил, не появлялся?

— Нет. А что — упустил? — в черных глазах Ибрагима мелькнул испуг.

— Упустил.

— Ну, Мишка, нагорит тебе.

— Нагорит.

Вошел Воропаев. Поверх косоворотки накинута кожаная тужурка.

— Эй, братва, закурить не найдется?

Присутствие его было Михаилу неприятно. Почему — он бы не сумел связно объяснить. Стараясь не показать неприязни, отсыпал Воропаеву махорки на закрутку. Сам курил мало — побаивался все-таки отца. Отцу же оставил и пайковые папиросы.

Воропаев свернул цигарку, чиркнул спичкой, поинтересовался:

— Ну что, взяли на Нагорной?

— Чего? — довольно искусно притворился непонимающим Михаил.

— Не чего, а кого, — усмехнулся Воропаев. — Ты же сам просил меня сообщить Холодкову.

— А... — Михаил помрачнел и отвернулся к окну. — Ошибка вышла, что ли... В общем, никого там не оказалось.

— Ладно, не горюй, — ободрил Воропаев. — Первый блин всегда комом. Небось, начальство душу вытрясало?

— Пока нет.

— Ну, и то ладно.

Он ушел, и Михаил опять принялся за рапорт.

Закончил только часа через полтора, исписав убористым почерком шесть страниц линованной конторской бумаги. К тому времени в комнате оперативных дежурных собралось порядочно народу. Были тут и Поль Велуа, и Дадашев, и Костя Спиридонов. Громко обсуждали новый французский фильм «Жюдекс или Черный судья» с участием самого Мазамета.

Фильм не интересовал Михаила. Если о чем и хотелось ему поговорить с товарищами, так о сегодняшних и позавчерашних событиях. Раздумья над ними во время сочинения рапорта позволили установить странную закономерность: в обоих случаях его постигла неудача, и в обоих случаях она была как-то связана с Воропаевым. Начальство что-то знает, но молчит. Поль быстро нашел бы объяснение этим странностям... Впервые Михаил понял, что такое бремя тайны.

Отнес рапорт Холодкову. Тот, не читая, положил его в сейф и сказал:

— Будьте готовы, Миша. В половине одиннадцатого поступите в распоряжение Мельникова. Оружие при вас?

— Дома оставил.

— Успеете обернуться? Заодно и переоденетесь, а то босяк босяком.

— Успею. Я мигом.

— Действуйте.

 

Автомобиль — открытый форд — мчался на третьей скорости. Улицы, такие длинные для пешехода, казалось, укоротились втрое. Они проскакивали одна за другой, будто кадры киноленты.