На златом престоле

— Кто таков? Что случилось? — Встревоженный Ярослав приказал гридням спешно доставить его в горницу.

Князь пристально всматривался в черты лица вконец утомившегося шатающегося из стороны в сторону гонца.

— Боярин Нестор Бориславич! — Крепкая память сослужила Осмомыслу добрую службу. — Давненько не видались. Откуда ты и что у тебя стряслось? Садись, кваску испей, сказывай.

Нестор едва пригубил медового квасу, промочил горло, вытер усы. Промолвил с волнением в голосе:

— Давидович в Киеве. Ольговичи, оба Святослава, его сторону приняли. Напали внезапу, у Подола на столпии сеча была ярая. Ратников без числа пало. И одолел Давидович, вошёл в Киев. Князь Ростислав в Белгороде укрылся, с Ярославом Изяславичем и Ярополком Андреичем вместях! Послал к тебе князь Ростислав, просит о помощи. На Волынь тоже гонцы скорые помчали! — Переведя дух, Нестор добавил: — Дом мой пожгли, ироды! Жену с дочерью едва успел укрыть в лесу на Желани. Иными словами, лихо в стольном!

— Понятно. Что же. Дружина у меня наготове. Созову сегодня же воевод, бояр, решим, когда выступать, — успокоил киевского посланца Ярослав.

Он принял из рук Нестора грамоту Ростислава, развернул её, прочёл, отложил свиток в сторону. Кликнул гридня, велел немедля звать Семьюнку.

...Сидели втроём в малом покое. В изразцовой муравленой печи играли языки пламени. Откинувшись глубоко в кресле, Ярослав говорил:

— Давидович — что зуб больной. То стихает, то снова ноет. И пока его не вырвешь, так и будет болеть, ныть, нарушать покой.

— Что предлагаешь, князь? — нахмурился Нестор.

— С торками и берендеями тебе, боярин, приходилось ли доселе дело иметь? Знаешь кого из них, кто мог бы... нам всем помочь?

— Помочь избавиться... — добавил, не договаривая, Семьюнко.

— Дак вы что ж! — Нестор заёрзал на скамье, быстро переводя взор с Осмомысла на Красную Лисицу. — То ж убивство... Грех.

— А кровь лить беспрестанно, сёла жечь, поганым дорогу на Русь указывать — не грех?! — взвился неожиданно Ярослав. — Ведь никакие уговоры не помогли нам, никакие угрозы. Я понимаю, бывает всякое. И враждуют между собой князи, и ратятся. Как вот мне с Изяславом Мстиславичем покойным биться довелось под Теребовлей. Но змеюку ядовитую, боярин, давить надо, и не думать о жалости! Ибо если ты её не убьёшь, так она тебя ужалит! А укус её смертелен!

Нестор тяжко вздохнул, кивнул седеющей головой, тихо произнёс:

— Есть торчин. Выйбор Негочевич. Из поросских. За сребро хоть мать родную укокошит.

— Вот как к Белгороду подойдёте, его сыщите. Скажите, серебра галицкий князь не пожалеет. А там как пойдёт. Или во время сечи, или... Заранее всего не предусмотришь. Но... Довольно Давидовичу ковать крамолы. Не хлеб — стрелы он по земле сеет! Не снопы жнёт — головы человечьи!

— А Берладник? С ним как? — осторожно спросил Семьюнко.

— Без Давидовича, без его покровительства Берладник — никто. Ни одному князю ни в одной волости на Руси не нужен он.

Да что там князья — в своём Берладе, и там его видеть не хотят, — Осмомысл презрительно усмехнулся.

А Семьюнко вдруг вспомнил княгиню Марфу. Жаль, что погибла она. Славная была жёнка. Может, в самом деле, отговорила бы Давидовича от новых ратей. Эх, если бы!..

...В лютую февральскую метель ушли галицкие полки и дружина на помощь зажатому в Белгороде Ростиславу. Осмомысл, стоя на площадке заборола, ухватился руками за зубец стены и долго задумчиво смотрел, как скрываются воины в снежной дымке. Он чувствовал, что наступает решающий час схватки с врагом, с которым не было и не могло быть мира.

Накануне всю ночь простоял он на коленях перед иконой Богородицы. Он просил прощения за творимый грех, молил Её заступиться за него перед Господом, лил слёзы, понимая со скорбью, что по-иному поступить не мог.

ГЛАВА 84

Опять всё повторялось: метель, свист ветра в ушах, ночи у костров, обозы с доспехами и оружием, путь по заснеженному шляху. И Белгород был тот же, обведённый кольцом городен, и Ирпень так же скован был льдом, и те же волыняне скакали с галицкой дружиной бок о бок, и Мстислав Изяславич, в том же шишаке с наносником и бармицей, чётко, громовым голосом отдавал приказы. И опять невесть откуда возникла перед Семьюнком красная рожа Дорогила, скалился недобро Мстиславов вуй, говорил с угрозой:

— Снова ты! Гляди, доберусь до тя когда, Лисица Красная! Как будто не было двух лет, те же страсти кипели, те же ратники летели навстречу друг другу с копьями наперевес, те же торки и берендеи уходили в сторожу. Только сейчас Семьюнко начинал понимать, насколько прав был Ярослав, когда говорил им с Нестором о том, что змею ядовитую надо безжалостно давить. Иначе так это и будет из раза в раз: кровь, смерть на каждом шагу, разорения, пожары.

Выйбора они отыскали на привале уже перед самым Белгородом. Торчин, плечистый воин в дощатой броне, смуглый, чернобородый, выслушал со вниманием намёки Семьюнки и прямые, как удары меча, слова Нестора.

— Убить надобно Давидовича! Заплатят тебе, гривен отсыплют полной мерой! — шептал киевский боярин.