На Золотой Колыме. Воспоминания геолога

Спать хочется отчаянно. Давно уже шагаем мы по водоразделам, то поднимаясь, то спускаясь, — и временами я начинаю впадать в прострацию. Описываешь обнажение, а рука, как неживая, начинает царапать что-то  бессмысленное. Уснуть же никак нельзя: все на нас рваное, худое, и стоит хоть на пять минут прилечь, как немедленно начинается атака бесчисленных комариных полчищ на самые слабые места нашего одеяния. Я мечтаю о переносной палатке-малютке, которую можно брать с собой в маршрут и спокойно в ней отдыхать.

20 июля

Вчера к вечеру мы добрались до стана наших поисковиков. Они досыта накормили усталых голодных путников. За время нашего отсутствия Миша убил оленя, имевшего неосторожность близко подойти к палатке. На гольцах они нам часто попадаются, но так как мы ружья не берем, чтобы не отвлекаться от работы, то они нам вроде как ни к чему. По-видимому, это олени из стада Василия Слепцова, о котором говорил Протопопов.

Обед был чудеснейший: на первое — картофельный суп с олениной, на второе — жареная оленина, на третье — кофе мокко со сгущенным молоком. Давненько наши желудки, привыкшие к спартанской пище и скромным чаям, не вкушали таких яств.

После обеда, поговорив немного, мы уснули как убитые и проспали до позднего утра. Снаружи неистовствует непогодь, хлещет дождь, и так сладко спится под аккомпанемент стучащих по палатке дождевых капель. К полудню дождь прекратился, но небо оставалось грозово-хмурым. Вода в Нелькобе поднялась метра на полтора, и кроткая речка превратилась в разъяренную львицу «с косматой гривой на спине». Откуда у львицы косматая грива — пусть ответит Лермонтов.

24 июля

Утренняя заря слегка позолотила края далеких облаков. В небе серебрится луна, только наполовину утратившая свой яркий ночной блеск, а мы уже на ногах. Холодно. Июльские утренники дают себя знать. А на высоте 1200 метров много ли тепла может дать жиденький костер из тощих веток стланика! Он скорее обманывает, чем греет. Меня разбудил холод и странный треск. Когда я открыл, глаза, передо мной предстало феерическое зрелище: постель моего спутника ярко пылала, разбрасывая вокруг фейерверки искр. Сам он с искаженной физиономией, в облаках дыма стремительно покидал належанное место. Коварное пламя костра потихоньку подобралось к вороху стланиковых веток, на которых пристроился Ковяткин, и воспламенило их. Все в общем обошлось благополучно, если не считать пары новых дырок в одеянии моего соратника.

26 июля

С одеждой у нас дело обстоит катастрофически плохо. Я, например, одет так: на мне асимметричные брезентовые брюки — их по примеру известного Тришки пришлось чинить за счет укорачивания одной штанины. Эти брезентовые брюки составляют самую прочную основу моего гардероба. Правда, комариное жало пронзает их с такой же легкостью, как игла кусок масла, но все же это защита. Под ними к телу прилегает «лоскутная империя» кальсон, которые, несмотря на систематическую починку, упорно рвутся, причем каждый раз на новом месте. К счастью, дырявые участки кальсон и брюк не совпадают, так что кое-как существовать можно.

В брюки наглухо засунута нижняя рубашка — краса и гордости моего гардероба, — добротная, без единого изъяна. Вообще с рубашками у нас дело обстоит неплохо, особенно с нижними.

Поверх нижней рубашки надета плотная черная рубашка, которая со временем становится все менее и менее проницаемой для комариных жал. Трупы убиенных комаров покрыли ее своеобразной броней, о которую ломаются комариные жала. Стирать рубашку я опасаюсь, ибо, лишенная этой брони, она потеряет значительную часть своих защитных свойств.

Теперь перейдем к обуви. Совсем недавно на ногах красовались опорки от ичиг, перевязанные веревочками, но они окончательно выбыли из строя. Вместо них на ногах появились купленные на Оротуке торбаза из коровьей кожи — «иннях-этербес». Они уже чинены-перечинены, но пока еще кое-как держатся. Основное свойство их помимо прочих качеств, присущих каждой дырявой обуви, — это способность изменять объем. Сделанные из сыромятной кожи, они на влажной почве немедленно размокают, увеличиваются в объеме, и ноги болтаются в них, как в мешке. Зато подсохнув, они стягивают ногу не хуже «испанских сапог», применявшихся членами святой инквизиции для получения от своих жертв нужных признаний. Обломочный материал, начиная от песка и кончая галькой среднего размера, свободно попадает в них через многочисленные дыры, так что, вернувшись из маршрута и сняв «иннях-этербес», можно отчетливо проследить все изменения горных пород на нашем пути. Несмотря на это, ходить в них все же несколько удобнее, нежели босиком.

На голове у меня шляпа с тюлевой сеткой. На руках спасительные перчатки из ровдуги — нечто вроде замши местной выделки.

В таком же положении находится Ковяткин, да и у остальных дело обстоит немногим лучше.

Мы с нетерпением ожидаем прихода лошадей, которые должны привезти нам одежду и обувь, но их все нет и нет.

30 июля

Раннее тихое утро.