На Золотой Колыме. Воспоминания геолога

Впоследствии я прочитал статью зоолога В. Болдырева, которому также пришлось испытать горькое разочарование, когда убитые им розовые куропатки постепенно превратились в обычных белых. Он обнаружил их в бассейне Омолона (крупный правый приток Колымы). По его словам, здесь на каждую дюжину убитых куропаток приходилось пять-шесть розовых экземпляров.

Ссылаясь на работу английского натуралиста Альфреда Уолтера, Болдырев объясняет розовый оттенок оперения некоторых куропаток явлениями дифракции света. Розовые куропатки отличаются от остальных более тонкой и нежной структурой пера, что и обусловливает образование нежно-розового оттенка вследствие оптического эффекта дифракции и интерференции. После смерти птицы мельчайшие бородки перьев, постепенно оседая, теряют свою эластичность, в связи с чем сначала ослабевает, а затем исчезает поражающая нас нежно-розовая окраска.

Радости и огорчения

После двухдневного отдыха мы опять усердно принялись за работу. Для обычных мелкомасштабных партий весновка — своего рода курорт. В маршруты ходить нельзя, производственной работы нет, и поэтому весь состав партий отдыхает, набираясь сил для будущего. В свое время и я проводил так чудесные предвесенние дни, охотясь, читая и обдумывая планы будущих летних работ.

В этом году дело поставлено по-иному. У нас слишком много неотложных работ, которые надо закончить до начала полевого сезона.

Помимо работы по строительству двух бараков — жилья и склада, — на которую мы поставили четырех знатоков этого дела, кондовых крестьян, мы наметили проходку разведочной линии на россыпное золото в долине Знатного, километрах в двух от его устья. Кроме того, мы вели разведку на уголь: вскрывали канавами угольные пласты, скрытые под наносами, а также проходили шурфы в русле Аркагалы, чтобы убедиться, что под галечными отложениями находятся породы угольной свиты. Наконец, топографическому отряду уже сейчас надо было создавать сеть опорных пунктов для последующей топографической съемки.

Воспользовавшись праздником 1 Мая, я за общим обеденным столом рассказал о целях и задачах нашей партии, о том, какие работы нам надо сделать и на какие результаты мы сможем рассчитывать. Многие не верят, сказал я, что Эмтыген окажется передовым районом не только по золоту, но и по углю. Нам надо очень много поработать, чтобы доказать это. Я рассказал о результатах поездки вверх по Аркагале — поездки, дающей уверенность, что по углю этот район будет иметь очень важное значение для всего Дальстроя. Не преминул я также отметить, что, если наша работа даст положительные результаты, можно будет с уверенностью поставить вопрос о поощрительных льготах для наиболее добросовестных рабочих.

Затем я предложил заключить договор на трудовое соревнование с отрядом Успенского.

Рабочие были очень довольны тем, что им подробно рассказали, для чего и как мы должны работать. Мне невольно вспомнились слова Суворова: «Каждый воин должен понимать свой маневр». Не раз впоследствии я убеждался в истинности этих слов. Разные люди бывали в полевых партиях, но стоило только с ними подробно, по душам поговорить о целях и задачах работы, так, чтобы каждому была ясна его собственная роль в общем деле, как отношение к труду резко менялось. Конечно, при этом самому надо было служить примером и работать с максимальным напряжением сил.

4 мая мы вдвоем с Михаилом Петровичем на двух нартах отправились вверх по Мяундже в «резиденцию» Успенского. Как-то продвигаются у него разведочные дела? Успеет ли он добить начатые шурфы? Ну, и, кроме того, меня гнала туда тайная тревога: не снял ли старец с себя водочного запрета? Перед моим отъездом с Топкого он дал торжественное обещание, что до конца полевых работ ни единая капля спиртного не осквернит его уст. Я не сомневался в частоте его намерений. Но хватит ли у него сил не «разговеться» 1 Мая? А «разговевшись», он вряд ли сумеет удержаться от того, чтобы не покатиться по наклонной плоскости порока.

Мы ехали по широким сияющим просторам Мяунджи, овеваемые легким встречным ветерком, купаясь в горячих лучах яркого весеннего солнца. В синем небе четкими серебряными контурами ослепительно сверкала вершина Большого Аялаха. То и дело в воздух поднимались белыми хлопьями вспугнутые нами куропатки. По ярко освещенной поверхности снега ползали неведомо откуда взявшиеся насекомые — не то крылатые муравьи, не то комары, — радуясь наступлению теплых вешних дней. Сидя на мерно покачивающихся нартах, я с любопытством наблюдал за ними.

Вдруг мое внимание привлек маленький клочок шерсти, валявшийся около дороги. За ним показался другой, третий, и вскоре я увидел целую кучу клочков, беспорядочно разбросанных. Михаил Петрович резко остановил оленей, соскочил с нарт и стал внимательно приглядываться.

— По твою мать! По твою мать! — вдруг зачастил он каким-то рыдающим голосом, лихорадочно собирая разбросанные клочья.

— В чем дело, Михаил Петрович? — заинтересованно спросил я, но, кроме невразумительной ругани, долгое время ничего не мог от него добиться.