Остающиеся шурфы предполагалось добить в течение ближайших трех-четырех дней. Поскольку «аппетит приходит во время еды», мы решили попробовать провести разведку еще в одном из смежных ключей, но для этого нам были нужны олени, хотя бы на шесть-семь дней. Михаил Петрович, к сожалению, уезжает на Мому — это примерно в 500 километрах отсюда, — и ему надо торопиться с отъездом. Зато его компаньон по охоте Громов будет перекочевывать только на устье Эмтыгея, и с ним следует попытаться договориться об оленях.
7 мая рано утром мы втроем выехали с базы на Топком, долго тащились по затейливым извивам Мяунджи, слегка «купнулись» в ее нижнем течении, где за эти три дня успела образоваться большая, глубокая, медленно расползавшаяся наледь, и еще засветло добрались до знакомого джу Михаила Петровича.
Вскоре пришел его компаньон Кигерлей Громов (Кигерлей — это, по-видимому, Кирилл).
Между прочим, в устах тунгусов русские имена приобретают иногда весьма необычный вид. Например, маленький подслеповатый Роман Слепцов превратился вдруг в прекрасного француза: ни один тунгус не произнесет прозаическое «Роман», а каждый с французским прононсом отчетливо скажет «Арман». (Кстати, этот горе-проводник шаталовской партии совсем опозорил себя, оставив у местного населения крылатое выражение «Арман путает» — убийственная характеристика для проводника.)
Вернусь, однако, к Громову. Переговоры с ним ни к чему не привели. Он категорически отказался у нас работать; «Хара сох, у эльбях, мин оуюн барда Эмтыгей» (снега нет, воды много, я послезавтра уезжаю на устье Эмтыгея).
Слегка закусив, мы отправились на Знатный и приехали туда поздно вечером.
Передо мной стояла серьезная задача — договориться с Михаилом Петровичем об обратной доставке Алексея Николаевича на Топкий (не идти же старику, который к тому же по непростительному легкомыслию поехал в валенках, 70 километров по раскисшему пути). Ведь все мы были уверены, что Громов согласится с недельку поработать у нас.
Ехать сейчас не очень-то хорошо. Правда, по Аркагале воды пока нет, но зато в тех местах, где дорога проходит по галечным косам, снег полностью стаял и нарты волокутся по гальке. Михаил Петрович долго отнекивался, но наконец согласился еще раз доехать до Топкого, а на обратном пути к своему джу довезти до поворота моих рабочих, которых я временно оставлял у Алексея Николаевича.
Мы очень тепло простились с Михаилом Петровичем, одарили его кое-чем из своих личных вещей, и на следующее утро, забрав Алексея Николаевича, он уехал, с тем чтобы уже больше не возвращаться. Очень славное впечатление произвел на всех нас этот скромный, сдержанный и трудолюбивый сын тайги.
Неприятные воспоминания
После отъезда Михаила Петровича пошли размеренные будничные дни. Основное внимание мы сосредоточили на разведочных работах.
С каждым днем весна все сильнее дает себя чувствовать. Вода затопляет наши шурфы и канавы. Приходится не покладая рук бороться с ней. К нашему счастью, по ночам еще потрескивают легкие, беззубые морозцы, которые на короткое время сковывают ледяными кандалами буйную вольницу весенней воды. Мы пользуемся этим обстоятельством и медленно, с трудом, но все же отвоевываем шурф за шурфом, канаву за канавой.
Приближается середина мая. Вершины и склоны гор резко почернели. В пониженных участках долины из-под жухлого снега проглядывают зеленоватые озерца воды. С крутых, обрывистых берегов с легким шуршанием скатываются крупные и мелкие камни, образуя внизу высокие валы рыхлого материала.
10 мая высоко в воздухе с веселым гомоном пролетела первая гусиная стая.
Со всех сторон раздаются веселые куропаточьи выклики. Стадный период кончился, и куропатки, разбившись на пары, представляют теперь легкую добычу для наших охотников. Куропаточье мясо стало повседневным в нашем меню. Избалованные, мы теперь с нетерпением ожидаем появления уток, а с еще большим нетерпением — тех недалеких уже дней, когда будет пойман первый хариус. Но это еще впереди, а пока ежедневно на печку ставится большая кастрюля, в которой плавает ногами вверх десяток–полтора куропаток — солидное добавление к нашему обычно однообразному, отнюдь не изысканному меню.
Наш «главповар» Иван Иванович, грязный, неряшливый и суетливый, накладывает яркий отпечаток своей индивидуальности на творимые им шедевры кулинарного искусства. Наши обеды строго стандартны и представляют собой нехитрое сочетание трех основных компонентов — супа, каши и компота. Изредка на этом сером фоне яркой вспышкой блеснет недопеченный или, наоборот, пригоревший пирог или замысловатые пельмени размером с доброе пушечное ядро. После таких редких отступлений от стандарта более слабые члены нашего коллектива дня два маются животами и производительность на разведочных работах значительно снижается.
— Не знаю, как это получается у меня, я стараюсь сделать, как бы оно лучше было, а выходит все как-то наоборот, — часто сетует Иван Иванович после очередного ляпсуса.