На золотом крыльце сидели... (СИ)

- Такими темпами мы до ночи не управимся.

- А нам как раз сумерки и нужны, - ошарашил меня Веник. - Разве я не говорил?

- Это ещё что за фокус?!

- Ну, извини, - Веник простодушно пожал плечами, а мне почему-то захотелось врезать ему меж наглых глаз.

- Да ты, охренел уже просто в хлам! На, вот, тебе телефон, звони моей, объясняй, что я не с блядями тут! Давай, давай, звони!

Он взял и позвонил. Прямо так и ляпнул, что мы, мол, в лесу не с блядями, а на важном мероприятии. Я приплюсовал к списку ещё один вопрос - чего ожидать дома после этих откровений?

Причин поругаться накопилось, и это произошло. Если сделать краткую выжимку из наших пламенных речей, то в сухом остатке выходило, что я обозвал Веника идиотом, он меня - подкаблучником. На том эмоции угасли, однако, получив новый повод "поставить вопрос ребром", я решил им пользоваться:

- Тебе не кажется, что пора бы уже внятно объяснить - за каким чёртом мы сюда припёрлись? Зачем ждать сумерек? Что ты вообще собираешься делать? Я понимаю, в твоём положении... Что ты готов хвататься за любой шанс, но имей в виду - рисовать дурацкие пиктограммы, читать идиотские заклинания, бегать с бубном вокруг костра я не собираюсь!

Веник усмехнулся и принялся что-то искать в своей огромной сумке. Я был готов увидеть все перечисленные атрибуты или нечто том же духе, но на свет оказался извлечён прибор, по форме напоминающий шуроповёрт.

- Пойдём, - сухо сказал Веник.

Побродив с "шуроповёртом" около поросшей бурьяном выработки, Веник определился. Он воткнул в рыхлую почву, поднятую тут же, палку.

- Вход здесь, - объявил он. - Метр, полтора, не глубже. Ну что, за лопаты!

- Я задал тебе вопрос, - пришлось мне напомнить.

- Не будет пиктограмм, - сказал он спокойно. - И яйцами у костра трясти тоже не будем. Войдём внутрь, ты всё поймёшь, и ничего объяснять не придётся.

Кирпичная кладка у входа оказалась полуразрушена. Лопата то и дело напарывалась на осколки кирпича. Рваные углы проржавевшего насквозь железа грозили порезами. Часа два мы убили на то, чтобы выкопать целиком сорванные с петель дубовые двери: иначе было не пролезть.

Мне доводилось слышать, что к войне всё же готовились. В лесах строили блиндажи, делали схроны с оружием, с продовольствием, с медикаментами. Наверно, в заброшенной штольне был как раз такой склад.

Широкий коридор уходил вглубь горы. По обе стороны, насколько хватало освещения, виднелись проёмы.

Для этих катакомб существенной разницы между днем и ночью явно не существовало. В любое время без фонаря делать там было нечего, потому до сумерек, раз уж Венику так приспичило, мы решили привести себя в порядок, передохнуть и подкрепиться.

- Тебе не обязательно туда идти. Я бы даже советовал не ходить. Дальше я сам справлюсь, - сказал Веник, когда мы скидывали с себя пропитанные мелом спецовки.

Это прозвучало настолько неожиданно, что я не сразу нашёлся, что ответить.

- Ты прикалываешься?! Или я недооценил глубину твоей сволочной натуры?

Веник пожал плечами и безразлично произнёс:

- Хочешь - иди, но тебе может сильно не понравиться то, что ты увидишь и узнаешь. И тебе с этим жить.

- Нет, ты же меня реально уговариваешь! Теперь я просто не могу не ходить! Мой организм не перенесёт такого облома!

Веник снова полез в свою роскошную сумку, вынул из её бездонных недр маленький блокнот на пружинке, старательно вывел авторучкой несколько слов, дёрнул, сложил вдвое и демонстративно засунул листок в карман.

Перекусывали, чем бог послал. Я не рассчитывал задерживаться в лесу, потому бог посылал только Венику, но на две персоны. Сам же Веник с каждой минутой становился всё задумчивее и загадочнее, но я уже начал к этому привыкать.

Мы сидели у примуса, жевали бутерброды с колбасой, пытались говорить на разные темы, но всякий раз сползали то в мистику, то в эзотерику, то в смыслы бытия.

- Ты помнишь, когда впервые укололся, порезался, треснулся лбом в стекло? Не трудись, не вспомнишь! Тогда ты получил опыт, после чего память о самом событии утратила актуальность, если, конечно, она не связана с чем-то более для тебя важным. Острый предмет, колючий предмет, обманчивый вид - это маркеры, понимаешь? - Веник снова пытался ввинтить в мой мозг нечто заумное, и я заметил, как он, вечно мрачный, вдруг оживился, как загорелись азартом его глаза. Это была его тема. Это явно то, что не давало ему покоя, о чём думал ночами; что, подойдя к краю жизни, пытался осмыслить. Для него это было не менее важно, чем та сделка, ради которой он отмахнулся от нашей дружбы, не подал руки.

- Это маркеры, - продолжал Веник, - хранимые и применяемые тобой на бессознательном уровне. Их множество, они повсюду: всякое качественное прилагательное - это маркер. В итоге все твои знания о людях, о мире превращаются в некий набор оттисков. Да, по своему усмотрению ты можешь что-то корректировать - дополнять, сгущать и осветлять краски, даже инвертировать цвета, но твой мир постепенно и неуклонно упаковывается в компактный, удобный, всегда готовый к применению универсальный штамп.