На одной с нами поляне находился Мэйсон. Абсолютно голый и абсолютно без комплексов.
Фу, срамота! Хоть бы листочком каким прикрылся, что ли.
Мысленно сплюнула и опустила взгляд на подругу, которая притаилась, не переставая дрожать от боли. Она тоже слышала и чувствовала исходящую от нашего общего знакомого опасность, но была настолько парализована болью, что не могла даже повернуться в его сторону, продолжая, не мигая, смотреть на луну, возвышающуюся над лесом.
— Там Мэйсон, — заговорила я с ней, пытаясь отвлечь от хруста косточек. — И он совсем голый.
Эшли ощутимо тряхнула плечами, словно сбрасывая морок и слабо моргнула.
— Сядь мне на лицо, если он подойдет, — произнесла она едва слышно. — Я не хочу это видеть.
— Хорошо, — улыбка вышла кривой, но тот факт, что Эшли пыталась шутить, невзирая на то, что ей ужасно больно, уже был хорошим знаком.
Свободной рукой похлопала себя по карманам, надеясь найти телефон и позвонить Ханту, но ничего не обнаружила. Либо он выпал, пока я бежала, либо я вовсе его не взяла.
Вздрогнула и затаило дыхание, когда Эшли с силой сжала руку, которую я уже почти не чувствовала. Взвыв от нового приступа боли, девушка изогнулась в неестественной позе и выпустила мою руку, чтобы впиться пальцами в землю. В ее теле, словно разом протрещали десятки костей. А для меня стало настоящим чудом, что она не потеряла в этот момент сознание.
— Ай, какая жалость, — устроил Мэйсон спектакль. — Бедняжке так больно.
Лиам предупреждающе зарычал. И, судя по всему, Мэйсон его прекрасно понимал:
— Я тоже волнуюсь, — притворно обеспокоено сообщил он. — Мы же одна стая, да, Лиам?
Снова странный низкий рык близнеца, очередной вскрик Эшли рядом со мной и Мэйсон не придумал ничего лучше, кроме как громко рассмеяться.
— Как бы ей сейчас пригодилось хранительница, — вещал он, утирая притворные от смеха слёзы. — Как это грустно и печально, когда не с кем разделить боль. Да, Лиам? Помнишь, как вы все бросили меня в мой первый раз?
Лиам снова издал один короткий, но весьма увесистый рык.
— Нет! — крикнул Мэйсон так, что оглушительное эхо разнеслось по всему лесу и, отразившись от деревьев, вернулось к нам, ударив по барабанным перепонкам. — Вы пришли, когда уже всё закончилось! Когда я дожирал землю вместе с камнями, скуля от боли! Когда вы мне нахрен уже были не нужны. Я пережил это наедине с собой и никто не пришел мне помочь!
Эшли взвыла в новом приступе боли и свернулась, подтянув колени к груди.
— Тише-тише, — шептала я ей, убирая волосы от лица, чтобы она могла свободно дышать. — Я с тобой, Эшли.
— Как бы ей сейчас пригодилась хранительница, — продолжал зубоскалить Мэйсон, почти напевая каждое слово. — А то ведь так и помереть может, не выдержав боли. А хранительница бы так ей помогла, взяв часть на себя.
Резко вскинула голову и уставилась на нудиста во все глаза. Взгляд тут же переметнулся на Лиама, который коротко на меня взглянул глазами, в которых читалась мольба и просьба.
Словно прочитав его мысли, поняла, что он вновь напоминает мне о своей теоритической теории.
Тряхнула головой, красноречиво намекая на то, что сейчас совершенно не время для проверки его глупой теории. Если бы я была хранительницей, то уже бы сделала хоть что-то, кроме простых словесных утешений.
Но, говорят, на войне все средства хороши…
В любом случае, хуже я точно ей не сделаю, если хотя бы попытаюсь возомнить себя тем, кем я вовсе не являюсь.
Стоя на коленях рядом с подругой, пыталась сообразить, что можно сделать в этой непростой для нас всех ситуации.
Заклинание, взмах рук? Что делают хранительницы? Молятся?
— Эшли, — позвала я подругу, подбородок которой дрожал от рыданий, которые уже не получалось сдерживать. — Поделись со мной болью. Слышишь?
— Серьёзно? — рассмеялся Мэйсон. — Ты кем себя возомнила, ничтожество?
— Надень портки, хотя бы, — ответила я, не взглянув в его сторону. — Или листочек какой возьми. Самый маленький в этом лесу тебе вполне подойдёт.
Эшли усмехнулась сквозь боль и слёзы, и это стало для меня бальзамом. Если я могу отвлечь её от боли своей болтовней, то именно это я и буду делать. Тем более что рот у меня, всё равно, плохо закрывается и мало связан с мозгом.
— Давай, Эшли, — продолжила я свою словарную диарею. — У ёжика боли, у Мэйсона очень сильно боли, а у Эшли не боли. Да?
— Забавную зверушку вы себя завели, близнецы, — продолжал тем временем Мэйсон, пока Лиам продолжал сосредоточено служить щитом между нами и этим поехавшим головой нудистом.
— В зеркале зверушку увидишь, хомяк плешивый, — захлебываясь слезами и болью выдавила Эшли и протяжно застонала, когда по телу вновь пронесся хруст костей.
— Паскуда! — прорычал Мэйсон и хотел было кинуться на нас, но неожиданно путь ему преградил волк.
Тот самый волк, которого я видела, когда упала с велосипеда. Тот самый волк, который приходил ко мне однажды ночью и тот самый волк, в котором я узнала и вчерашнего гостя.