Набат 1

На следующий год я мог заметить, что план батюшки претворяется. Меня к тому же повысили по службе. Мой отдел занимался проводкой валюты на зарубежные счета, расчетами за поставленную иностранными фирмами продукцию. Среди них были, конечно, и партийные деньги. Мы ведь помогали многим зарубежным коммунистам. Так было всегда со времен Коминтерна, и теперь я мог проследить, куда и какие переводятся деньги, отправляется золото в слитках или предметы искусства. Суммы были значительными, золото — тоннами. Через некоторое время я убедился, что через сеть квазикоммерческих фирм средства стекались на несколько счетов в швейцарских банках. Именно этой проводкой мне было поручено заниматься.

— Как много было переведено средств? — спросил Судских.

— За десять лет, пока я был заведующим отдела и позже, через наш отдел прошло шестьдесят семь миллиардов долларов и триста шесть с небольшим тонн золота. На эти деньги можно было дважды покрыть национальный долг или построить сеть автомобильных дорог по всей стране.

— Да, — кивнул Судских. — В России две напасти: дороги и дураки. В эту категорию я отношу и ловкачей, из-за мелочной корысти подрывающих мощь державы. Продолжайте.

— Благодарю, — поклонился Толик. — Далее, что меня еще больше убедило в реализации планов батюшки, — это неожиданное предложение Юрия Владимировича. Он пригласил меня к себе домой и, смущаясь, попросил об услуге личного плана. Дескать, он пишет стихи, а публиковать стесняется. Не соглашусь ли я выдать их за свои? Я смутился того сильнее: такой человек просит меня о явно неординарной услуге! Наверное, на лице моем отразились все персонажи картины «Последний день Помпеи». Юрий Владимирович рассмеялся. «Вы не волнуйтесь, — успокаивал он. — Признают вас поэтом — значит, это ваши стихи, охаят — никакой просьбы не было, ручаюсь, не вмешиваться. Что-то не нравится — смело правьте».

С тяжелым сердцем я согласился. Дома я прочитал подборку стихов, и груз мой стал еще тяжелее и горше. Имея кое-какой опыт в сочинительстве стихов, я сразу определил, что за подобные стихи автора расстреляли бы без суда и следствия в кошмарных тридцатых. Упаднические стихи, сплошь пронизанные пессимизмом, отвлеченные от реальной жизни. Править было нечего, надо переписывать их набело… Так я и поступил, сделав стихи читабельными.

Накануне Олимпийских игр в Москве собиралось Совещание молодых писателей, третье по счету. ЦК партии придавало подобным мероприятиям большое значение. Это уже была линия, план батюшки в действии. Я получил приглашение принять участие в одном из семинаров.

Меня никогда еще так много и язвительно не ругали. Мир литературы особый, друзей нет, есть завистники, клеветники. Способ заработков литераторов весьма сложный, и за каждый кусок хлеба они готовы перегрызть горло кому угодно. Не по-думайте, что я озлоблен. Я был обеспеченным человеком и то, что я услышал и увидел, светлым поэтическим миром назвать не могу.

Я выслушал о себе все в самых мрачных красках. Кто-то из семинаристов сказал даже: нет на меня Маяковского и ЧК. Вот так… Однако у меня были и союзники и, надо сказать, сильные. Первой за меня заступилась Белла Ахмадулина, ее поддержал Евтушенко и совсем неожиданно сам Георгий Мокеевич Марков, первый секретарь Союза писателей. Еще можно понять заступничество Ахмадулиной и Евтушенко, но Марков был из другой компании и защищал меня по другим причинам. Одним словом, несмотря на отрицательное мнение семинаристов, я попал в обойму талантливых поэтов и в лауреаты премии Ленинского комсомола. Тогда она считалась очень престижной.

— А как воспринял ваши успехи Юрий Владимирович?

— Знаете, Игорь Петрович, мы ни разу больше не виделись, никто и словом не обмолвился о его стихах. Один батюшка заметил: не заносись, книжек не печатай. Примут в Союз писателей — этого достаточно. А вообще у тебя другая стезя.

Действительно, меня приняли в Союз писателей через год и где-то в это время меня пригласили на любопытное собрание молодых талантов человек до тридцати. Перед ними выступили генералы от литературы, партийные функционеры, и завершал выступления сам заведующий отделом культуры ЦК Шауро. Мы, сказал он, собрали вас по крупицам со всей России. Здесь те, кому ее будущее не безразлично. Мы для вас сделаем все, ваша задача только писать правдиво, с болью в сердце о русских людях.

Надо сказать, состав присутствующих был однороден — русофильско настроенные молодые люди, прослеживались и христианские мотивы. Батюшка отругал меня за соблазн. Позже я мимоходом узнавал о судьбе участников того собрания. Они выезжали в зарубежные поездки, бывали в доме-музее Рериха, слушали церковные хоры и ложечников и стабильно публиковались. Ряды этой тридцатки заметно поредели, я не удивился, когда многие стали депутатами парламента и заняли видные посты в общественных и прочих организациях.