Набат 1

— Надо же, — изобразил глуповатость Момот. — Я вот имею диплом Бернстайнской академии, а стригусь где попало. У вас тоже диплом Бернстайна?

— Подлинным магам диплом ни к чему, — холодно ответила магэсса.

«Ну, держись, — потер руки Воливач, — таких Момот стирает в порошок».

— А где ж это вы обучились экстрамагии?

— Я потомственный маг. Моему роду триста лет, — цедила магэсса, полагаясь на свои исключительные способности.

— Подсудимая, — начал атаку Момот, — перечислите род по отцовской линии. — Ни одна из гадалок не могла выстроить четкую линию своей защиты. Момот изыскивал всяческие лазейки.

— Это тайные имена, их в присутствии не называют, — выкрутилась на первый случай магэсса.

— Я помогу вам, — расщедрился Момот. — Ваш отец, Сквориков Николай Ильич, работал слесарем в жэке. Спился, попал под трамвай. Когда он успевал заниматься магией, если не просыхал?

— Как вы можете так о нашем горе! — давила на психику магэсса и лицо ее от холодно-надменного становилось более приземленным. — Папу слуги дьявола утащили, он самому Брежневу чакру направлял.

— А мунью? — грозно спросил Момот. — Почему он про мунью забыл? Кто ему дал право отделять чакру от муньи?

Магэсса ушло догадалась, что это издевка, и спрятала глаза в платочке, чтобы выиграть время.

— Вы будете отвечать за грехи отца. Земным судом или небесным наказанием?

Магэсса посчитала, что может переиграть Момота:

— Судите земным.

— Статьи нет. А за свои отвечайте сами. Кстати, ваш папа с пятнадцати лет стоял на учете в вендиспансере. Что ж этот маг себя от хронического триппера не излечил? — спросил Момот и деловито осведомился: — Перейдем к делу?

— Не надо, — раздалось глухо из-под платочка.

— Правильно, — удовлетворенно сказал Момот. — Дедушка всю сознательную жизнь стучал на ЧК, ГПУ, МГБ и КГБ. Кличка «Орел». С восьми утра до шести вечера он возвышался над прилавком магазина вторсырья. Если вы поведаете о его магических сеансах, готов выслушать. Суд зачтет вашу искренность.

Молчание.

«На десятку за Северным полярным кругом тянет», — отметил Воливач, весь в зале суда.

— Может, материнскую линию копнем?

Всхлипывание. Потом бормотание: «Безвинную судят, людям помогаю…»

— Тогда другой вопрос бескорыстной помощнице увечных и обиженных Богом: мочу для священного обтирания клиентов брали свою или посторонних? Может быть, святого Онания? Говорите правду, к вашим выкрутасам я готовился тщательно.

— Дочери, — зарыдала магэсса по-настоящему. Она поняла: десятка корячится и не прическу надо было готовить, а защиту.

Момот хитро обошел уложение об адвокатской защите: он выделил суды в разряд относящихся к не познанным полно энерго-информационным процессам и предложил называть их гражданским расследованием. Если подсудимый нарушал Уголовный кодекс, он автоматически подпадал под его статьи. Чаще всего так и случалось.

— Высокий суд. Вот справки из того же вендиспансера, где стоит на учете дочь подсудимой, которая от рождения страдает наследственной гонореей. Впрочем, и мать на учете…

Дали зал, зашумевший угрожающе.

— Тихо! — стукнул молотком по столу судья. — Удалю всех!

Ни в коем случае: попасть в зал заседаний стоило очень дорого, дороже концерта с первыми звездами. Установилась тишина.

— На лекарство же надо, будьте милостивы! — в голос поведала магэсса. За магию не наказывают, за триппер бьют нещадно.

— Вина подсудимой доказана! — Другой удар судейского молотка завершил и это дело, к неудовольствию Воливача.

«Эх, надо было поморить!» — досадовал он, как истинный рыбак на сорвавшуюся рыбину.

Третьей подсудимой стала молоденькая свистушка. Опрятно одетая, светленькая, держалась она очень мило.

«Дюймовочка!» — восхитился Воливач. Намечался комический спектакль: Момот умело готовил программу.

— Подсудимая, — обратился к ней обер-прокурор, — в чем заключались сеансы вашей магии?

— Я жрица любви, мой сеанс — минет. Что тут плохого? — искренне и вежливо отвечала она.

Момот даже стушевался:

— Не знаю, не пробовал…

— Это очень хорошо, господин прокурор, — отвечала девушка.

— Это в каком смысле?

«Во! — потер руки Воливач. — Самый смак!»

— В прямом, Георгий Георгиевич, — назвала она Момота по имени-отчеству, чем еще больше понравилась и судьям, и залу. — Это обычная магия экстаза. Я и объявления в газеты давала: даю радость и расслабление, магия храма Астарты. Никого не обманула.

«Давай-давай! — подбадривал Воливач. — Дави обер-прокурора!»

— Допустим, — отвечал, собираясь с мыслями, Момот. — Но вы нарушали Закон о запрете половых контактов по сговору вне соответствующих мест.

— Георгий Георгиевич, вы ошибаетесь, это не половой контакт, это французская любовь! И если бы хоть один мой клиент пожаловался, я готова понести суровую кару, — очень прочувственно произнесла она. Аудитория хотела не смеяться, а ликовать от прилива чувств. Мужчины — по-своему, женщины — от природной стыдливости, что они красиво демонстрировали.

— Но вы принимали и женщин…

— Да, многие хотели научиться. Я и учила. Глупых — на морковке, умных — на практике…

— Вы открыли школу разврата? — ужаснулся Момот.