Набат 1

Выстрелы дробно протарахтели вслед. Пармен ощутил, как по-шмелиному вжикнула пуля и водитель ткнулся лбом в баранку. Джип вильнул и с разгона ткнулся в снежный увал. Переднее стекло забило порошей. Двигатель урчал, не в силах одолеть плотное препятствие. Пармен привстал и потряс водителя за плечо. Он отвалился к дверце и не подавал признаков жизни.

— Ох ти, Господи! — пробормотал Пармен и выбрался наружу.

К машине бежали пять человек. Отойдя от джипа, Пармен стал дожидаться своей участи. Первый подбежавший с размаху ткнул его кулаком в висок. Пармен неуловимо отклонился от удара, но отлетел к обочине. Нападающий по инерции проскочил мимо, поскользнулся и ничего не понял: был удар или показалось. Пармен, скорчившись, остался возле увала с противоположной стороны. Где-то далеко у черной полосы деревьев затарахтели торопливо очереди, забухали одиночные выстрелы.

Нападавший на Пармена все не мог уяснить, что же произошло, и тупо разглядывал свой кулак, ничего не предпринимая.

— Ты какого смура застрял! — со злостью окликнули его. — Выталкивать помогай!

Кто-то из чужаков дергал рычаги внутри джипа, летела веером пороша из-под скатов, и джип с помощью остальных подталкивающих выбрался на дорогу, развернулся в обратную сторону.

— Грохни его! — раздался прежний властный голос. — Контрол ку сделай!

Нападавший на Пармена поспешно чиркнул монаха короткой очередью из автомата и следом за остальными влез в джип.

Пармен, все так же скорчившись, лежал возле увала, не шевелясь, бочком. Рассветная поземка, взвихренная ветром; сыпала ему на опущенные веки. Когда шум двигателя растворился в темной синеве, отбеливающей день, он приподнял их. Другой шум, более мощный, надвигался с противоположной стороны. Первым, пуша поземку в колее, проскочил вездеход, второй — широкоосный джип — остановился. Пармен продолжал притворяться мертвым, пока чьи-то руки не стали переворачивать его лицом вверх.

— Дедка убили, сволочи! Атаман головы посворачивает!

По запаху, который никогда не выветривается — стойкий запах лошадиного пота, Пармен определил подъехавших и открыл глаза.

— Живой!

Его, как малого, поднимали на руки.

— Да отпусти же! — осерчал Пармен. — Девица, что ли…

Он высвободился из заботливых рук, расстегнул молнию куртки и запустил пятерню под свитер.

— Раз, два, три… пять пулек, — показал он разжатую ладонь. — Все как одна.

— Броник был? — спросили его участливо.

— Амуниции не ношу, ребятки, — просто ответил Пармен. — Это, надо бы знать вам, казацкий Спас, а среди славян щитом архангела Михаила кличут.

Он пошел к джипу, где над водителем склонились двое.

— Дайте-ка взглянуть… вроде жив маленько.

— Под лопаткой пуля.

— Кладите на заднее сиденье, а я кровь остановлю, — распоряжался Пармен, и подчинились ему уважительно.

— Поехали, деда, быстрей.

— Нет, не быстрей! — воспротивился Пармен и осмотрел водителя. Он убрал с лопатки сочащийся кровью тампон, поводил пальцами, сжимая и разжимая их, будто отогревал с мороза, потом сжал в кулак и отдернул руку.

— Вот она….

На ладони Пармена лежала пуля с налипшим сгустком крови.

Водителя аккуратно привалили к спинке сиденья. Он медленно открыл глаза.

— Деда… Живой.

— Я-то живой, а ты, мил друг, полуживой, — улыбнулся Пармен.

В молчании добрались до хутора, только покряхтывал на заднем сиденье водитель. Его первого вынесли из джипа и бережно понесли в дом. Пармен остался у машины, терпеливо дожидаясь, когда о нем вспомнят. Ничего с ним не случится, не барин.

Перед ним на пригорке стоял небогатый флигель, а чуть в стороне — изба-пятистенка под четырехугольной крышей, какие приняты на Дону и Кубани. Ранним утром он будто ежился белеными стенами от холода. Пармен оглядел двор. Обычный казацкий баз, и, если бы не джип посреди, время унесло бы Пармена лет на сто вглубь: пофыркивала в конюшне лошадь, куры, нахохлившись, сгрудились у курятника, и петух в середине своего гарема приглядывался к Пармену.