С утра они общались с Лаптевым. Неунывающий Лаптев не скрывал раздражения: не туда гребет Триф, вмешивается в составление программ. Почему? «Его интересует только развенчание Христа». — «Есть ли помощь?» — «Скупая. Как от барахольщика на Привозе». — «Припугни, что патриарху отдадим». «Может, идея и стоящая, — задумался Лаптев, — но я пока помучаюсь. Я наловчился подсовывать Трифу ложные цели, исподволь выводя на основные. Страшновато копаем».
Хмурость Лаптева была понятна Судских, и не Триф тому причина. Два дня назад закончилась расшифровка «Откровений». Результат буквально ошарашил Лаптева. Он нашел временную зависимость предсказаний, и, согласно расчетам, катастрофа, страшнее чернобыльской, свершилась три года назад. Тот самый «кладязь бездны» отворился. Если четвертый блок спеленали в саркофаге, новая авария стала незаживающей раной на теле Земли. Языком специалистов это называется «китайский синдром», какой чудом удалось предотвратить на Тримайл-Айленде в свое время. Доверяясь машине и не доверяя самому себе, Лаптев пришел к Судских. Еще больше его смущало то, что умирали от этого выборочно, отмеченные печатью Бога. Но где это, где?
— У нас, Гриша, — не стал скрывать Судских. — Армагеддон-2.
Он рассказал ему о встрече с президентом.
— Надо вернуть специалистов по ядерной физике, — отреагировал Лаптев. — Без них я не справлюсь. Смотрите, что получается: мир ныне гложут две заразы — радиация и многоверие. В «Откровениях» две беды переплелись, и мы, выходит, гоним сразу двух зайцев. Даже если загоним одного, нас это не спасет.
«А времени в обрез, а вопросов прибавляется…»
Он подсел к компьютеру, решив освежить в памяти информацию о генерале Шумайло. По сообщению Бехтеренко, у президента побывал патриарх и настырно просил за опального генерала.
Информации не оказалось на файле. «Что за чертовщина!..»
Он связался с блоком «Эс», который целиком занимали трое других сподвижников по НИИ. Гоняли там бывшие мэ-нээсовцы пульку или нет, но самая засекреченная информация готовилась ими, тщательная и особо важная.
— Ребята, я не могу попасть в раздел «Эс».
— И не попадете, Игорь Петрович, — без уважительности ответил один из них. — В ближайшие двадцать — тридцать часов раздел закрыт. Обрабатываем новейшую информацию.
— Много наработали?
— Вкратце так: в стране назревают два встречных переворота. В одну группу заговорщиков входят милиция и военные при поддержке Церкви, другой готовят казаки и… Вам лучше знать, Игорь Петрович.
— Мне ваши загадки ни к чему! — почти вспылил Судских. — Меня интересует непосредственно Шумайло!
— К Шумайло сходятся все нити первого заговора. Потерпите, Игорь Петрович, — смягчил тон говоривший.
Как же это он не спросил Воливача о Шумайло? И тот почему-то отмолчался…
4 — 22
Назвав Шумайло отступником и заклеймив государственным преступником, президент покривил душой в том, что на момент разговора с патриархом генерал находился еще на свободе. Он позлорадствовал с опережением.
Со стахановским опережением весть об аресте Гуртового и начальника президентской охраны разнесли дальше дневные теленовости.
Денис Анатольевич познакомился с ними у Чары, когда, подремывая, в полглаза смотрел телевизор. Отставку он воспринял без особого огорчения, рано или поздно это должно было случиться, может быть, случилось рановато, и надо было потянуть время, зато руки развязаны, и он перехитрил всех. Не очень-то он рвался в первые лица заговорщиков — это Христюку, Мастачному власть глаза застит, — ему хватает осведомленности, а это хорошо оплачиваемый товар, и вообще пора бы уже раствориться, исчезнуть, как сделали это умные, освободив дорогу самонадеянным.
И вдруг сообщение о его аресте. Провокация? Нет. Скорее всего несостыковка действий, как оно повелось в России.
Дрема прочь, быстрее из плена шелковых простыней. Это не первоапрельская шутка. Апрель минул, арест не наступил.
Чара как раз вышла из ванны, стоя в дверях, она подсушивала волосы феном, и вид скачущего посреди спальни любовника не походил на шуточки, какие он привык отмачивать ради поднятия жизненного тонуса. Что он за мужчина, она вполне разобралась, и это устраивало ее; куда важнее их ровные отношения матери и приемыша.
— Что случилось? — спросила она, выключив фен.
— Что случилось?.. — зло скривил рот Шумайло. — Гадость! Сообщили о моем аресте!
Чара охнула, села на туалетный столик. Шумайло справился наконец с брюками, которые пытался надеть, попадая ногами в одну брючину. Руки его дрожали.
— Сигарету, дай мне сигарету, — с неулегшимся раздражением попросил он, протягивая к Чаре обе руки.
— Денис, объясни, как это могло случиться?
— Меня объявили государственным преступником без предъявления обвинений, — жадно затянулся сигаретой Шумайло.
Чара не стала выспрашивать причин. Между ними сразу установились отношения, исключающие полную откровенность. Так повел их Денис, и она не вмешивалась в его жизнь, полную тайн, интриг и опасностей. Нужна ее помощь — она готова. Чара выжидала.