Набат

Дело принимало неожиданный для мастера оборот. Оказалось, что двое рабочих — вот этот завальщик Зубков и обрубщик Тишин, — подозревая что-то нечистое, выследили накануне, как Дятлов, будучи в добром здоровье, вечером куда-то выезжал из дому; разговаривали потом с его дворником и узнали, что хозяин несколько дней пробыл в загородном монастыре в гостях у игумена и ни о какой его хвори не было и помина.

— Шутить с нами вздумал, Максим Иваныч? — сурово спросил Зубков. — Гляди, дядя... Одного такого шутника наши ребята на тачке вывезли, а другого — качнули. Как бы и ты себе беды не нажил.

Отс пожал плечами и недоуменно выпятил нижнюю губу.

— Я имел такой сведений от его домашний людей, что господин хозяин есть очень больной.

— А хозяина самого вы видали? — спросил Тишин.

— Я видал его супруг.

— Врешь! — крикнул Зубков. — Знаем, что ты был у него, а о чем там сговаривались — теперь тоже известно: получку нам задержать.

— Кто такой мог сказать? — возмутился мастер.

— Ты. Хозяин болен, не может деньги платить. Не так, что ль?

Отс одернул на себе пиджак, быстро застегнул, а потом снова расстегнул пуговицу.

— Я не может быть позволять разговаривать господин рабочий такой дерзкий слов... Я прошу начинать свой работ. Господин рабочий будет иметь говорить свой хозяин, а я есть здесь мастер. И я кончал говорить.

— Ну, и мы кончаем, — сказал Зубков и, повернувшись, громко крикнул: — Эй, господин рабочий, кончай... Бросай работу!.. Снимай по другим цехам...

— Круши все к чертовой матери! — выкрикнул кто-то и ударил ломом по ваграночном желобу.

— По камушкам весь завод его разнести.

— Немца тоже качнуть... За Лисогоновым вслед...

Прохор Тишин подбежал к колоколу, зазвонил в него, а потом, приложив ко рту рупором руки, громко прокричал:

— Ничего не ломать, в ответе будем за это!.. Забастовку устраивай, а не погром... Не будем браться за работу, пока хозяин не выдаст получки и не освободит Чуброва с Нечуевым. За что их держат в тюрьме?.. Хозяин опять свое начал гнуть, а нам — не сдаваться!.. Будем держаться дружнее, товарищи!..

— Расходись по домам! — подхватил его слова Зубков. — Спокойно расходись, не бунтуй, а завтра утром всем у ворот собраться. Не явится хозяин сюда, мы к его дому пойдем.

Быстро пустел завод. В нем оставались только десятники да мастера из шишельного и модельного цехов. Они смотрели на Отса, не зная, что делать, что говорить. А Отс тоже не знал.

— Очень есть невоздержанный господин рабочий, который не имеет уметь полуслуш... послушаний. И это будет иметь свой большой неприятность, — раздраженно проговорил он.

Сторож Ефрем не знал, уйти ему тоже или оставаться. Долго глядел вслед рабочим, прислушиваясь, как, удаляясь, затихают их гневные голоса. Оглянулся во двор — пусто там; мрачно чернеет закопченный корпус литейного цеха, и Ефрему стало не по себе. Он нахлобучил картуз и тоже побежал за ушедшими.

В этот же день в железнодорожном депо мастер Зворыгин, разозлившись на нерасторопность молодого слесаря, выхватил у него гаечный ключ и ударил им по руке, перебив слесарю пальцы. Это случилось незадолго до гудка. Рабочие раньше времени побросали работу и заявили начальству, что не приступят к ней до тех пор, пока мастера не уволят.

— Можете расходиться, — сказал начальник тяги Решетов. — До гудка остается восемь минут. За это отделаетесь пока штрафом, а дальше будете иметь дело с жандармским ротмистром. — И пригрозил: — Я вам покажу такую забастовку, что своих не узнаете.

Рабочие разошлись по домам. А вечером у вагонного смазчика Вершинкина собрались гости. Окна его небольшого домика выходили в палисадник, заросший акацией и сиренью. Сквозь листву кустарников с улицы было видно распахнутое окно, стол, уставленный пивными бутылками, и сидящих за ним гостей. Сам хозяин выбрал место у окна и играл на гитаре. Время от времени под плясовой наигрыш слышались топот ног, веселые песни и выкрики. Все было, как на самой настоящей пирушке. Только в смежной комнате, окно которой было плотно завешено одеялом, троим людям некогда было перекинуться словом. Один подавал чистые листы бумаги, другой прокатывал по ним валик гектографа, третий сушил отпечатанные листы над лампой. Надо было спешить, и поэтому Симбирцев решил забрать на этот вечер гектограф из погреба Измаила. Будка была все-таки далеко, а действовать нужно быстро, и Устин Рубцов принес гектограф в корзинке, доверху наполненной черной смородиной.

Санька Мамырь и Петька Крапивин напевали под гитару про златые горы и реки, полные вина, а Симбирцев, тасуя карты, вполголоса говорил сидящим около него деповским рабочим:

— Исаев со своим помощником пойдут к Решетову... Тебе, Николай, надо суметь отвлечь кочегара. Иван тогда быстро все сделает... Я тоже буду в депо, буду советовать рабочим помириться с мастером... Важно, чтобы никто не заметил тебя, Иван. Понимаешь?

— Понятно все, Федор Павлыч. Сработаем. Лишь бы паровоз наготове стоял.

Из смежной комнаты вышел Алексей Брагин и подсел к ним.

— Заканчиваем, — сказал он.