Старики Брагины недолго раздумывали. Что тут гадать: бондаря или заводского приказчика принимать в зятья? Вовсе малоумного спроси, и тот скажет — приказчика. Петр Степаныч проронил было доброе слово о Чекменеве: ремесло, мол, парень держит в руках...
— Ну и что из того? Наделает он кадушек, а дальше что? А у Егора Иваныча каждый месяц получка. Да деньги какие! Бондарю их и в глаза не видать. Бог даст, и Алешеньке-сыну будет легче учиться. Глядишь, Егор Иваныч и от себя ему в Питер деньжонок пошлет. Благословим Варюшу, старик. И одевается Егор Иваныч как какой господин, за него и купеческая, и дворянская дочка пошла бы, — внушала мужу старуха.
Да он и сам понимал. Посчастливилось дочери: ведь ничем особенным Варвара не выдалась. Таких, как она, через дом десятками по Дубиневке насчитать можно. Три зимы в школе была — для девки с избытком и этого. С весны до осени копается на бахче, — только и славы, что считаются пригородными, а все они, Брагины, из печаевской крестьянской породы. А Егор-то Иваныч — коренной мещанин! Немаловажным было еще и то, что дочери жених нравился, — значит, совет да любовь.
— Жалованье я получаю, папаша, в полной мере приличное и к тому же от хозяина особо наградные бывают, так что жизнь у нас может быть в высшей степени без претензий, — покорил Егор Иванович старика Брагина тем, что еще до свадьбы стал называть по-родственному. — Папаша... Мамашенька... — только и слышали от него. — Ко мне, между прочим, и мастера, и господа заказчики, и сам Фома Кузьмич станут наведываться, так что нам и двор надо будет завсегда в опрятности содержать, и нет никаких резонных намерений за полтора целковых посторонних жильцов держать. Нам такое соседство непрезентабельно, — брезгливо поморщился он.
— Какой может быть разговор! — сказал старик Брагин. — Больше из жалости, чем из денег, пустили их. Ну, а теперь...
И в тот же день, когда жильцы были в сборе, Петр Степанович заявил им, чтобы освободили времянку.
— Куда ж, батюшка, нам?.. С дитем с малым... — задрожали губы у Квашнина. — Погоди до весны...
— Годить неколь. Свадьба будет у нас, времянка под кухню понадобится. Три дня сроку даю. Егор Иваныч тоже велел так сказать.
И, не желая ничего слушать больше, хозяин ушел.
Горестно вздыхали Ржавцевы, в смятении был Квашнин, а Пелагея стояла как закаменевшая. Не пошелохнулась и слова не проронила.
— Как же быть-то нам, Полька? — обращался к ней растерявшийся Семен.
Она не разомкнула рта. Молча и спать легла, отвернувшись от мужа к стене.
Утром Егор Иванович спал, запершись в хозяйском кабинете. С будущим тестем вчера не раз пришлось чокнуться, — нынче голова болела. Проснулся — все равно трещит голова. Достал из хозяйского шкафчика початую бутылку хереса, — примечает или нет Фома Кузьмич, сколько остается в бутылке?.. Поглядел на свет — в ней было больше половины. И только хотел отпить глоточек, послышались чьи-то шаги. Сунул бутылку в шкафчик, в дверь кто-то нерешительно постучал.
«Нет, не хозяин...» — отлегло у Лисогонова на сердце, и он, уже осмелев, откинул дверную защелку.
— Ты чего шляешься тут?.. — увидел в коридоре коперщика.
— Егор Иванч... дорогой... не гони... Петр Степаныч говорит, будто ты велел... Пожалей ты нас, погоди... — грохнулся на колени Квашнин.
— Где-нибудь в артельной поселитесь.
— Егор Иванч, голубок... Дозволь слово сказать... Век буду бога молить... Что хошь сделаю...
— Подожди, — подумал о чем-то Лисогонов и поманил его за собой. — Иди сюда.
В первый раз очутился Квашнин в кабинете хозяина и не знал, где ему встать.
— Садись, разговаривать будем... Садись, говорю!
И Квашнин боязливо присел на край стула.
— Все сделать готов? — сузив глаза, испытующе смотрел на него приказчик.
— Как есть — все, — торопливо заверил тот. — Ежели и полы в конторе надо помыть, завсегда пришлю Польку. И без платы вовсе, а для одного услужения... Не гони только...
— Не про то я, — досадливо поморщившись, прервал его Лисогонов. — Слушай меня... В литейный цех десятником переведу. Десять рублей получать станешь... Что рабочие будут между собой говорить, хозяина хаять или кого там еще, — все мне доносить. Понял это?
— Понял, Егор Иванч.
— И из времянки тебе уйти надо, в артельной квартире пожить. Послушать, что там говорят. А потом видно будет, как дальше быть. Вот тебе задаток пока, — достал Лисогонов три рубля и протянул Квашнину. — А времянку немедля освобождай.
После работы, не заходя домой, Квашнин пошел по артельным квартирам, проситься где-нибудь на житье. Уже не страшила мысль о будущем. В глазах мерещились радужные десятирублевки, которые будет он получать. Главное — наблюдать за рабочими, чтобы не часто отрывались от дела. У копра-то за день намерзнешься, а там — у горячей опоки всегда можно погреться. Ну, а прислушиваться — кто и что говорит — совсем никакого труда не составит. Вот как нежданно-негаданно поворачивается жизнь! Не быть бы счастью, да несчастье помогло.
— Господь что ни делает — к лучшему.