Набат 2

Казаки — народ горячий. Спор, единоборство, к теще не ходи, дай размяться. Но как?

— Кто знает силу казацкого спаса? — спросил Кронид.

Из толпы выступил один, средних лет, с лицом пытливым.

— А еще?

— Многих недостает, паря, издалече идем, — ответил вышедший казак. — Давай потягаемся. На пулю аль на шашку?

— Вам выбирать. Как хотите, — предложил Кронид.

— На пулю! — рубанул воздух рукой отчаянно.

Бурмистров перезарядил карабин.

— Штаны свежие, Епифан?

— Ожидай, — не обиделся казак. — Под пупок бери.

Грохнул выстрел. Казак переломился, но устоял под одобрительный гул зрителей. Через ворот рубахи казак добыл пулю.

— Тепленькая ишо, — предъявил он ее зрителям. — Становись ты, — кивнул он Крониду.

— Только сбоку пали, чтоб в сторону не ушла.

— А прямо? Слабо? — торжествовал казак.

— Прямо пуля вернется, — тихо ответил Кронид. — Вреда не хочу никому. Целься с того места, пуля пойдет в одинокое дерево.

Грохнул второй выстрел. Пуля вжикнула о кору дерева, сколов щепку. Казак кинулся к нему.

— Да вже… — оценил он фокус.

— А пуля у меня, — сказал Кронид и раскрыл ладонь. — У нас из десяти девять обученных. Казацкий спас от ариев, и сами они издревле поклонялись ведическим богам.

— А долго учиться-то? — обступили его со всех сторон.

— Быстро. Если в сердце прародитель Орий.

— Общежитие прямо! — загомонили вокруг. — Один входи, другой выходи. Как молиться? Истуканам, что ль?

— Мы творим молитву только в благодарение. Никогда ничего не просим. Он всегда с нами.

— Ты все же скажи, мил Человек, — протиснулся к нему старик. — Чем тебе не мил Христос? Сиволапов я, бывший писарь Войска Донского, верующий. Каково мне под старость лет обличье менять?

— Не надо, дедушка. Верьте в Христа, только помните, что над ним отец его небесный Орий. Он заступник.

Загомонили вокруг не осуждающе, не радостно, будто торговались в базарный день.

— Люди! — перекричал всех Кронид и в наступившей тишине обратился ко всем обычным голосом: — Мы никого не принуждаем, не заставляем приносить себя в жертву культу. Вас так долго вели по ложному пути, заставляя чтить чужих богов и кормить ненасытных служителей. Не будь их, ваша вера в Иисуса Христа могла быть чистой. Наша община сильна не оружием и стращанием, а от знания святая святых, которую прятали патриархи. Мы отдали тайну общине. Решайте.

— А вот как мусульманин захочет секрет познать, в стан проникнет? — истомился кто-то в сомнениях.

— Верующий мусульманин не посмеет, неверующий не познает. Это не секрет. Это познание истины.

— На зомбирование похоже, — тихо буркнул Бурмистров Новокшонову и получил от него чувствительный тычок под ребро, но Кронид услышал. Ответил не таясь:

— Зомби служат корыстным целям одного человека или группе. Нами исполняется только приказ свыше. От прародителя Ория.

— А почто попы таились, если приказ только свыше?

— А кто их тогда кормить станет! — под общий хохот ответил Новокшонов. — И чего ты, Ваня, таким стойким христианином стал? Помню, по куреням разъезжал, ведическую веру нахваливал.

— Я знания возил, а не опиум народный, — насупился Бурмистров.

— Верно, — заступился за него Кронид. — Религия — подавление знаний, вера — познание истины знаний. Думайте, казаки. Селитесь где нравится, об остальном думайте, — закончил он, вышел из круга к телеге Гречаного. — Дядя Сеня? — позвал он.

Гречаный лежал с закрытыми глазами и умиротворенным лицом. Хоть один камень с души снят. Умирать легче.

— Дядь Сеня, — повторил Кронид тревожно.

— Не бойся, — открыл глаза Гречаный. — Я живучий. Теперь совсем живучий. Хорошо ты сказал. Не торопись теперь. Казаки — народ благодарный…

— А вы за себя не волнуйтесь, — с теплом молвил Кронид. — Я всегда рядом буду.

Попрощались, и Кронид пошел к своему коню. Прямо в ноги ему выскочил шустрый мальчонка лет пяти.

— Кто будешь, ретивый такой? — придержал его Кронид.

— Пересвет я, праправнучек сиволаповский. А назвали меня в честь казака такого, он иго татарское побивал.

Вокруг засмеялись. Правильно: если смелый, значит, казак…

— Мир вам! — поднял руки над собой Кронид. — Селитесь!

4 — 20

Никогда в своей жизни Цыглеев не огорчался, как тот умник из шкодливого студенческого анекдота про два выхода.

Дело было так. В ночь перед экзаменом сидит студент, весь обложившись книгами и конспектами, а учить сил никаких нет. Он и думает: сдам или не сдам? Сдам — хорошо, не сдам — есть два выхода: выгонят или не выгонят? Не выгонят — хорошо, выгонят — есть два выхода: заберут в армию или не заберут? Не заберут — хорошо, заберут — есть два выхода: пошлют в Чечню или нет? Не пошлют — хорошо, пошлют — есть два выхода: убьют или нет? Не убьют — хорошо, убьют — есть два выхода: попаду в ад или в рай? Попаду в рай — хорошо, в ад — есть два выхода: будут черти на сковородках жарить или нет? Не будут — хорошо, будут жарить — есть два выхода: съедят или нет? Не съедят — хорошо, а если съедят — выход один — через задний проход…