Злость его просекли и ответили, что госпожа Мот не принимает, и только в виде исключения он может посетить госпожу Мот, и стоить эта исключительность будет в три раза дороже, зато госпожа Мот примет вас сразу.
«Вот ведь как поднялись блядские шестерки!» — не обиделся, а усмехнулся Вавакин.
— Осилим, — снисходительно разрешил он и записал под диктовку: завтра в 18.00, Октябрьский тупик, за мавзолеем. Отдельно стоящий особняк.
Назавтра Вавакин побрился тщательно, оросил себя дорогим лосьоном и поехал на встречу с магессой Нинелией Мот. В успех предприятия он особо не верил, но хотелось показать этой засранке, дурачащей народ, что и он за эти годы вырос в цене и чипе, а заслуги приписывает целиком себе, а не глупому гаданию.
Два мордатых лакея обшарили его металл о искателем у входа. Две смазливых медсестры в накрахмаленных халатиках проводили сто на второй этаж. Дородная дама с грудью невероятных размеров провела его через приемную со всякими символическими штучками, взыскав с него шестьсот долларов.
«Ни хрена себе окопалась! •— подивился Вавакин. Холл первого этажа был обставлен дорогой салонной мебелью, вестибюль второго этажа увешан дорогими картинами в тяжеловесном багете. — Вот как надо, вот где думским учиться работать! Сучка эта Нинелия всей Думе сто очков вперед дает по вопросу охмурежа масс!»
Он попал 13 полутемную без окон комнату, где горел рубиновый глаз птицы Сирин в мраморе, с другой стороны зеленой настороженностью пылал зрак химеры, а на возвышении в ароматных дымах восседала госпожа Нине- лия Мот.
— О, вижу, ко мне идет баловень судьбы! — нараспев ' проблеяла давняя знакомая. — Жду его, обещаю дождь милостей свыше!
«До чего техника дошла! — беззвучно хихикал Вавакин, припоминая, как бегают за проезжающими машинами проститутки у Думы. — Лепит горбатого без зазрения совести, выше Тани Дьяченко взлетела!»
От прежней осанки старой знакомой не осталось следа, исчезла миловидность, даже шаль на плечах была с тяжелым узорочьем. Подбородок госпожи Мот покоился на животе, шаль скрывала квадратуру куба ее фигуры, один ■ голос напевал прежние песни.
«Вот она, плата за охмуреж, превратил сатана шестерку в мощный нуль», — подумал Вавакин и вслух сказал:
— Будя рассусоливать. Я не Божий избранник, а народный, тройную плату выложил не за глупости, пришел но важному делу. У меня всс есть, кроме совести, ваших благ не надо. Будем беседовать о деле?
— Говори, избранник, — сориентировалась гадалка. Тон усекла, мысль просекла.