Набат-3

После октябрьских событий, когда безмозглый прези­дент по наущению бездарных и трусливых советчиков дач команду патить по Белому дому из танков, жизнь повер­нулась к Вавакину фасадом, как и напророчила гадалка. Еще один счастливчик по жизни. Он потерял только вель­можную приставку -оглы, а приобрел гораздо больше. Че­тырехкомнатную квартиру в Крыл.иском со всей мебе­лью, хорошенькую «вольвушку» — не большенькую, но хорошенькую, — зато на службу его возила крутая «960-я». Еше он имел спецпаек, дотации за вредность, ежегодные двухмесячные каникулы и еще, сше массу удовольствий в жидком, твердом и газообразном состоянии. Семью он принципиально не вызывал из Анадыря, откуда баллоти­ровался. Зачем в лес дрова таскать? Его жена, диктор та­мошнего телевидения — есть и такое, — нужна именно там, а в Москве она потеряется, объяснял ей в немногих письмах Вавакин.

А трое детишек, которых он настрогал в унылые по­лярные ночи, гордились папой, присылали открытки <»во здравие» и самостоятельно пробивались в заполярной жизни.

Сиживая умиротворенно в своем думском кабинете за чашкой чая или стоя у окна в вечерний час. он глядел вниз, где проститутки честно зарабатывали на жизнь, и раздумывал лад ее сущностью. Что, собственно говоря, надо, чтобы стать счастливым? Ну, не до крайности — а впору? И сам себе Вавакин отвечал: не.надо заниматься проституцией, паю способствовать ее развитию со сторо­ны и зарабатывать на этом. С усмешкой он вспоминал свои потуги в первые годы депутатства, когда он бегал к микрофонам выражать мнение своей фракции или голо­совал по наущению главы фракции. Глупые игры, из ко­торых складывается картина об усердии депутатов. Так он осознал, что законов принимается уйма, а толку от них никакого, стало быть, рано или поздно депутатов начнут бить, и очень больно. Только куда податься от кормушки? Уж не в Анадырь ли? Избави Боже... Вот тут-то на жиз­ненном перепутье обратил на него внимание новый спи­кер, оценил его молчаливость и предложил возглавить группу электронного контроля. Чло это такое, он так и не понимал, но судьбоносность решения проявилась сра­зу: пока новые дурачки надрывались, усердствуя, Вава­кин медленно и спокойно толстел. Сбивались блоки и фракции, вздымались и опалали индивидуа1ьности, а вавакинская жизнь текла без папряга. Геморрой от суе­ты и усердия ему не грозил.