Набат-3

Крокодил подошел к лифту, оттуда вышел профессор Луцевич в сопровождении лейтенанта милиции. Кроко­дил его в глаза не видывал, но присутствие стража поряд­ка прояснило отсутствие знакомства с фотографией. Зна­комство состоялось при независимых обстоятельствах.

«Была не была!» -- примял решение Крокодил. На раз­думья времени не осталось.

— Олег Викентьевич! — кинулся он к профессору с рас­простертыми объятиями. Па лейтенанта и не взглянул. — Какое счастье, перехватил вас!

Профессор безо всякого озадачился, но незнакомец вы­кладывал дело споро и бойко, а подкупило его другое — грамотно:

— Понимаете, какая петрушка произошла? Я из ЦКБ, при­вез рентгеновские снимки Судских, они вам понадобятся, мой шеф приказал обязательно передать их вам.

Какой шеф, какие снимки? Лупевич, которому уже ис­коверкали утренние часы, «доходил», ожидая ясности.

— Шеф лаже машину свою послал, пойдемте, снимки в машине, — старался не потерять темпа Крокодил.

Лейтенанту было безразлично, какие ведомственные недочеты мешают движению, и Луцевичу были абсолютно не нужны эти снимки, по, как человек воспитанный, он послушно двинулся за незнакомцем, который втерся между ним и лейтенантом, увлекая его к «тойоте». Лейтенант веж­ливо отстал.

Прошу, предложил хозяин и распахнул заднюю дверцу «тойоты». Сидевший там охранник живо выбрался наружу, а Крокодил занял его место. Луцсвич добродушно ожидал окончания вынужденной задержки.

— У нас секунды, Олег Викентьевич, — начал Генна­дий, не сводя глаз с лица Луцевича. — Сделайте так, что­бы генерал Судских на сутки задержался в клинике. Он в опасности, его незаконно удерживают под арестом, до опе­рации его довели менты, избили. Решайтесь, Олег Викен­тьевич. Либо золотым крестом одарю, либо чугунным. За генерала жизнь отдам.

— Да не отпущу его так сразу, — добродушно говорил Лу­певич. А остальное меня не интересует. Будьте спокойны.

Говоря о спокойствии, Луцевшгтем не менее прекрас­но отдавал себе отчет, какие сложные интересы свели его с незнакомцем, который явно подвирал, причислив себя к врачебному корпусу, и сама операция под надзором со­бровцев — из рук вон происшествие, и пациент, которого он еще не видел, но познакомился с высокопоставленным милицейским чином, сложно и путано втолковывавшим ему о необходимой секретности. Как врач, он обязан при­ложить максимум стараний для успешной операции, как человек, он симпатизирует не милицейскому чиновнику с бегающими глазками, а этому незнакомцу, который явно рисковал, знакомясь с ним.