Набат

Эзра не чувствовал себя особенным. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Большинство присутствующих были ярыми тонистами, ходили в серо-бурых балахонах и интонировали — либо чтобы найти трансцендентную гармонию, либо чтобы впасть в тональный диссонанс, в зависимости от причин, которые привели их сюда. Все это казалось ему ни с чем не сообразной чушью, но он принудил себя не судить этих людей. В конце концов, это он явился к ним, а не они к нему.

Один тощий тонист с безумными глазами (тьфу-тьфу, перепугаться можно) попытался завязать с Эзрой беседу.

— Набат не любит миндаль, — изрек тощий. — Я сжег все посадки миндаля, потому что они — скверна.

Эзра поспешил ретироваться в другую часть помещения, где, как ему показалось, находились более адекватные тонисты. Хм, «адекватные тонисты»… Все в жизни относительно, решил он.

Вскоре всех, удостоенных утренней аудиенции, собрали вместе, и монах, совсем не такой дружелюбный, как тот, что встречал посетителей, дал им строгие инструкции:

— Если вас не окажется на месте, когда вас позовут, вы потеряете свою очередь. Приблизившись к арке, вы увидите пять желтых линеек и скрипичный ключ. Вы должны снять обувь и поместить ее на позицию ноты до.

Один из не-тонистов осведомился, что это за позиция. Его тотчас же признали недостойным и выдворили.

— Разговаривайте только тогда, когда Набат вас спросит. Глаз не поднимать! Приветствуя Набата, поклонитесь ему; когда он вас отпустит, тоже поклонитесь и уходите без промедления — помните о тех, кто ждет за вами.

От этого напутствия сердце Эзры против его воли понеслось вскачь.

Когда спустя час его позвали, художник двинулся вперед, тщательно соблюдая протокол. В детстве он брал уроки музыки и потому помнил, где в скрипичном ключе находится нота до. Невзначай подумалось: а что происходит с теми, кто промахнется мимо ноты? Неужели под ними распахивается люк, и они летят вниз, в воду?

Эзра медленно приблизился к фигуре, сидящей под величественной аркой. Простой стул, на котором сидел Набат, никак не тянул на трон. Стул помещался под балдахином, призванным защитить святого от буйства стихий, ведь мостовая, протянувшаяся к арке, обдувалась всеми февральскими ветрами.

Художник не знал, чего ему ожидать. Тонисты утверждали, будто Набат существо сверхъестественное — связующее звено между строгой наукой и эфирным духом, что бы эта чертовщина ни означала. Тонисты вечно несут всякую околесицу. Но как раз сейчас Эзру их ахинея не волновала. Если Набат укажет ему цель и успокоит душу, то он с радостью, не хуже любого тониста, станет ему поклоняться. На худой конец он хотя бы узнает, правдивы ли слухи, утверждающие, будто Грозовое Облако разговаривает с ним.

Но чем ближе художник подходил к Набату, тем больше его охватывало разочарование. Святой оказался вовсе не убеленным сединами мудрецом. Мальчишка-мальчишкой, худосочный, ничем не примечательный, в длинной груботканой тунике пурпурного цвета; оплечье со сложной вышивкой свисает с шеи, словно шарф, чуть ли не до пола. Вполне ожидаемо — вышивка изображала какую-то звуковую диаграмму.

— Ваше имя Эзра ван Оттерлоо, вы художник-монументалист, — проговорил Набат, выудив эти факты, по-видимому, из воздуха, — и вы хотите написать с меня фреску.

Почтение, которое Эзра чувствовал еще недавно, быстро шло на убыль.

— Если вы всеведущи, то должны бы знать, что это не так.

Набат заулыбался.

— Я никогда не утверждал, что всеведущ. Фактически, я никогда не говорил, что вообще хоть что-то знаю. — Он бросил взгляд на гостевой центр. — Кураты рассказали мне, зачем вы сюда пришли. Но другой источник раскрыл, что они хотят эту фреску и вы согласились написать ее в обмен на аудиенцию. Но я не стану требовать от вас выполнения обещания.

Ага, понял Эзра, дым и зеркала. Обычные тонистские трюки, ради привлечения последователей. Эзра видел в ухе Набата какую-то штучку. Наверняка ему туда что-то нашептывает какой-нибудь курат. Художника постепенно охватывало раздражение: какого черта он сюда приперся, столько времени потрачено зря!

— На фреске должны быть запечатлены мои свершения, — сказал Набат, — и тут мы натыкаемся на проблемку. Она в том, что на самом деле я ничего не свершил.

— А на фига ты тогда сидишь тут?

Хватит с Эзры церемоний и этикетов. Пусть выкинут его отсюда или, если уж на то пошло, сбросят с моста, ему плевать.

Набата, кажется, его грубость не рассердила. Он лишь плечами пожал:

— Сидеть здесь и выслушивать посетителей — это то, чего от меня ожидают. Ведь как-никак, а я и правда говорю с Грозовым Облаком.

— И с чего это я должен тебе верить?

Художник ожидал, что Набат опять уклонится от ответа, выдав вместо него очередную порцию дыма и зеркал. Банальностей вроде «надо взять судьбу в свои руки» и тому подобное. Но вместо этого парень посерьезнел и наклонил голову набок, будто прислушиваясь к своему наушнику. А затем заговорил с абсолютной уверенностью: