Наблюдающий есть наблюдаемое

Но мысль-чувство вплетает себя, подобно челноку, между прошлым, настоящим и будущим. Она постоянно реорганизует свои воспоминания, постоянно пытается занять лучшее положение – более выгодное и комфортное для себя. Она всегда что-то рассеивает и формулирует, а как может быть подобный ум безмятежным, творчески пустым? Он постоянно способствует своему же становлению посредством бесконечных усилий, а как может такой ум понять безмятежное пребывание в настоящем? Только правильное мышление и медитация могут порождать ясность понимания, и только в этом есть успокоение.

Смерть кого-то из любимых приносит горе. Шок от этого горя приводит в оцепенение, парализует, и как только вы оправляетесь от шока, вы ищете спасения от этого горя. Нехватка дружеского общения; привычки, которые проявляются; пустота и одиночество, которые раскрываются посредством смерти, – всё это причиняет боль, и вы инстинктивно хотите сбежать от этого. Вы хотите комфорта, лекарства, которое сможет облегчить страдание. Страдание – признак невежества, но, ища спасения от страдания, вы только подпитываете невежество. Вместо того чтобы притуплять страдающий ум-сердце избеганием, комфортом, рационализацией, мнениями, глубоко осознайте его хитроумную защиту и потребности в удобстве – и тогда произойдёт преобразование этой пустоты и горя. Вы пробуете сбежать – вас преследует горе; вы ищете комфорта и зависимости – усиливается одиночество. Не бежать, не искать комфорта чрезвычайно трудно, и только глубокое самоосознавание может устранить причины горя.

В смерти мы ищем бессмертия; в движении рождения и смерти мы жаждем постоянства; захваченные потоком времени, мы нуждаемся во вневременном; находясь в тени, мы верим в свет. Смерть не ведёт к бессмертию: бессмертие существует только в жизни без смерти. Мы познаём смерть в жизни, потому что цепляемся за жизнь. Мы накапливаем, мы становимся; из-за того что мы накапливаем, приходит смерть, и, познавая смерть, мы цепляемся за жизнь.

Надежда на бессмертие и вера в него не являются переживанием бессмертия. Чтобы выявилось бессмертное, должны прекратиться и вера, и надежда. Вы – тот, кто верит, тот, кто испытывает желание, – должны «прекратиться», чтобы выявилось бессмертное. Сами ваши вера и надежда усиливают ваше «я», и вы познаете лишь рождение и смерть. Когда прекращается жажда – причина конфликта, приходит творческая недвижность, и в этом безмолвии присутствует то, что не знает ни рождения, ни смерти. Тогда жизнь и смерть – одно.

Вопрос: Легче быть свободным от сексуальных желаний, чем от тонких стремлений, ибо индивидуальность стремится к самовыражению буквально с каждым вдохом. Свобода от своего эгоизма означает полную революцию мышления. Как можно остаться в мире, если столь радикально изменить свой ум?

Кришнамурти: Почему мы хотим остаться в мире – мире столь безжалостном, невежественном и похотливом? Возможно, нам приходится жить в нём, но существование становится болезненным, только когда мы принадлежим этому миру. Когда мы амбициозны, когда возникает вражда, когда чувственные ценности обретают первостепенную важность – тогда мы теряемся и мир удерживает нас. Разве можем мы, живя среди жадных, обойтись без жадности, удовлетворяясь малым? Разве можем мы, живя среди нездоровых, оставаться здоровыми? Мир не отделён от нас, мы суть мир; мы сделали его таким, какой он есть. Мир приобрёл свои мирские качества благодаря нам, и, чтобы покинуть его, мы должны убрать из себя эти мирские качества. Только тогда мы можем жить в этом мире и не принадлежать ему.

Свобода от секса и амбиций не имеет смысла без любви. Целомудрие не является продуктом интеллекта; если ум планирует и стремится быть целомудренным, он уже не целомудренный. Только любовь является целомудрием. Без любви одна лишь свобода от похоти бесполезна и потому становится причиной бесконечных страданий и борьбы.