Наблюдающий ветер, или Жизнь художника Абеля

Абель часто думал об этой девушке. Он не просто восторгался ею, он почитал ее почти как святую и стыдился перед ней своей неотесанности. Школьные порядки унижали Абеля и доставляли ему немало огорчений. Но что такое была эта школа, в конце концов? Гудящий улей. Грипсхольм, вот где кипела настоящая работа!

Эстрид обернулась, почувствовав на себе его взгляд. Она посмотрела ему в глаза и покраснела. Румянец полыхнул и пропал, и девушка снова отвернула лицо. В движении она походила на ящерицу или испуганную птицу.

В этот момент Абель уловил ее аромат – свежий, с кислинкой, напоминающий запах заячьего щавеля в весеннем лесу. Абель наклонился вперед, придерживая на коленях этюдник. Но в это время темноволосая закончила свой доклад о Греции и Мазепе – что, собственно, было общего у этого украинца с греками? – а натурщица снова взобралась на стол. Абель вернулся к своей Диане.

Он разглядывал рельеф ее фигуры, со всеми его изгибами: мощный подбородок, полные плечи, линию груди и бедер. Ниспадающая складками ткань получилась у него, пожалуй, хуже всего. До сих пор Абель находил свой рисунок удачным. Теперь он казался ему бесформенным и слишком плотским. «Бить надо за такую работу», – подумал он.

Во второй половине дня серые сумерки в комнате сгустились. Грифели царапали бумагу. Натурщица кашляла, от чего ножка стола шаркала по полу. Но Абель ничего не замечал: он видел перед собой только изящную шею Эстрид и чувствовал только одно непреодолимое желание.

Больше всего на свете ему хотелось расшнуровать ботинок Эстрид и посмотреть, какие у нее ноги.

Движимый странным желанием – увидеть ноги Эстрид, – Абель стал искать ее общества.

Теперь в перерывах он шутил с дамами возле оконной ниши и несся вниз по лестнице в табачную лавку за «гаваной» для темноволосой. Светловолосой же, с серыми глазами, ничего не было нужно, и она краснела как рак, когда в очередной раз сообщала об этом Абелю.

Тогда он взял за правило прогуливаться с Эстрид по городу после занятий, чтобы ей не было скучно возвращаться домой. Так они и шли бок о бок, Эстрид и Абель. Он нес ее сумку с эскизами и коробку с красками, а иногда и зеленую папку, перевязанную черной лентой. Город всплывал на своих водах, набухали и лопались почки, светило солнце и дул ветер. Потом деревья шелестели зеленью, которая вдруг желтела и опадала, и снова все засыпало снегом, только мачты, как густой лес, чернели вдоль причалов.

Когда море покрывалось льдом, звуки вокруг смолкали. Снег лежал на крышах и мостовых, как белое одеяло. А весной на улицах снова звенели топоры и дребезжали пилы, стучали копыта, громыхали телеги. Набережные приходили в движение, разгружались лодки, топали по трапам тяжелые сапоги, в воздухе пахло рыбой и деревом.

Эстрид и Абель гуляли молча. Девушка оказалась выше, чем думал Абель, когда наблюдал за ней в мастерской. Она шла быстро. Зимой кутала голову и плечи в серую или черную шаль и не носила шляпок. Ее башмаки были разбиты, а пальто залатано, потому что Эстрид происходила из небогатой семьи. Бледное лицо оживляли блестящие серые глаза с темной каймой вокруг радужной оболочки. Тонкие ноздри прямого носа казались прозрачными.

Эстрид напоминала тихое лесное озеро. И Абель, шагая рядом с ней в таком же быстром темпе, проникался ее спокойствием. Ее общество умиротворяло.

Потому что, когда рядом не было Эстрид, в душе у Абеля словно завывал ветер. Мучившее его беспокойство если и отпускало, то лишь на время, обычно когда Абель работал руками, например в Грисхольме. А в присутствии Эстрид все бури стихали. Она мягким движением склоняла голову, и Абель чувствовал ее улыбку. Так они бродили по улицам, набережным, мостам.

Иногда их тела соприкасались. Один раз, особенно развеселившись, Абель положил руку на ее плечо. Он почувствовал тепло в кончиках пальцев и ладонях, как будто внутри Эстрид горел огонь, спокойный и ровный, как в очаге. Абель удивился.

Эстрид ни в чем на него не походила, она была другой.

Они прощались возле большого серого дома, где жила Эстрид. Дальше Абель шел один, чувствуя, как в душе снова поднимается ветер. Ветер изматывал и опустошал, и Абель ощущал мироздание как холодную, шершавую стену, о которую он обречен скрестись и биться всю жизнь.

Порой ему снились загадочные сны.