Наблюдатель. Фантастическая правда, или Второе пришествие Христа

Серафим чуть приподнял правое крыло, и перед Иисусом и Гавриилом возникло большое пятно, в котором, не торопясь, перемещались оттенки цветов. Но вот они стали напоминать кристаллы, кристаллы с той же неспешностью отделялись друг от друга, пока не превратились одни в разноцветных бабочек, другие в небольших птиц. В центр хора влетала невзрачная серенькая птичка; устроившись на ветке черемухи, она, похоже, намеревалась исполнить соло.

– Соловей! – торжественно представил Серафим. – Открытие сезона!

Соловей выдал руладу, расправил крылышки, словно для принятия голосов одобрения, вспорхнул на ветку повыше. Иисус выставил большой палец; взглянул на Гавриила, спрашивая взглядом: «Ну, каково?» Тот, отложив трубку, тоже выставил большой палец:

– Где их Серафим только и берет? И ведь каждый раз что-то новенькое.

Соловей выставил шейку вперед, приоткрыл клюв и начал выделывать такие безупречно чистые колена, что форель в реке, выпрыгнув за наживкой, замерла на лету, и так провисела в воздухе, пока певун не затих. Серафим снова приподнял крыло, хор, образовав многоцветный конус, вершина которого уходила далеко вглубь, пока молчал. Но вот из глубины донесся могучий густой бас:

Господи, Боже наш,
величественно имя Твое!
Слава Твоя простирается превыше небес!

– Ну, вот, начинается, – поморщился Иисус.

Из той же глубины розовой воронки донесся хор бабочек:

Когда мы взываем,
услышь нас, Боже правды нашей!
В тесноте Ты дал нам простор.
Помилуй нас и услышь молитву нашу.

В калейдоскопе воронки началась круговерть оттенков цветов, края ее озаряли всполохи; взору Иисуса и Гавриила предстали то убегающие, то наплывающие волны эфира. И в нем, в эфире, возникли золотистые и серебристые микроскопические капельки; они возникали и лопались, извлекая при этом трепещущие звуки, едва различаемые совершенным слухом. Иисус прошептал Гавриилу:

– Все-таки Серафим великий имитатор.

– Что ты имеешь в виду? – также тихо спросил Гавриил.

– Однажды я встретил раннее утро на Земле, на берегу Понта. Меня вызвал папа, я должен был, не мешкая, возвратиться домой, но море было таким тихим, вода остановилась, замерла; она напоминала хрустальный стол в офисе папы. Ну, знаешь, тот самый стол, за которым он обычно работает. А мне так захотелось поплавать! И одновременно я не хотел тревожить гладь моря: даже маленькая морщинка на ней, вызванная моим вторжением, нарушила бы эту красоту, исказила бы ее. Но искушение было велико. Медленно, осторожно вошел я в воду, поплыл. В метрах ста от берега увидел женщину. На тыльной стороне ее ладони пристроилась бабочка: как и я, она наслаждалась красотой. Мы поплавали немного, и хотели уже возвратиться на берег. И в этот момент пошел дождь. Из маленького темного облака, которого я раньше не заметил. Капли такие крупные! Они падали отвесно, и в местах соприкосновения с водой возникали воздушные купола. Вдобавок к этому над прибрежной горой показалось утреннее солнце, лучи его пронзили воздушные полусферы; и водная гладь засияла золотистым и серебристым цветами. Представь себе миллионы воздушных полусфер, они рождались и погибали в один и тот же миг, источая крохотные пучки искр! Я тогда рассказал об этом Серафиму. Мне кажется, он сегодня воссоздал ту картинку. Не хватает только лани, которая стояла на берегу и любовалась чудом вместе со мной.

– Во вкусе ему не откажешь, – согласился Гавриил. – Мы в детстве называли его романтиком. Теперь он несколько замкнут, вероятно, стесняется искалеченного крыла.

Между тем, хор херувимчиков продолжал песнопения:

Ты возжигаешь светильник наш, Саваоф;
Ты просвещаешь тьму нашу.

Из глубины, оставаясь незримым и неведомым, опять прогудел бас. Казалось, кому-то было важно напомнить слушателям о том, что помимо милости Саваофприбегает и к суровому наказанию.

Наклонил Он небеса и сошел, —
и мрак под ногами Его.
И воссел на херувимов и полетел,
и понесся на крыльях ветра.
От блистания перед Тобой, Саваоф,
бежали облака Твои,
град и угли огненные.
И явились источники вод,
и открылись основания Вселенной
от грозного гласа Твоего, Саваоф,
от дуновения духа гнева Твоего.

Иисус заскучал и, кажется, Серафим заметил его настроение. Он взмахнул крылом, дав знать, что концерт окончен. Обрадованные серафимчики, преображенные из птиц, бабочек в подобие Иисуса, закружились вокруг него:

– Сын Саваофа, поиграй с нами!

– Иисус, я принес тебе подарок! Я сам его смастерил!

– Возьми нас с собой на Землю, когда полетишь туда!