Наблюдатель. Фантастическая правда, или Второе пришествие Христа

Его никогда не покидал вопрос о том, что случилось в тот миг, когда он впервые осознал свое существование. Огромным усилием воли возвращался к тому мигу, к первым ощущениям. Порой ему казалось, что память вот-вот достигнет дна, упрется в истину, и перед ним полностью, без малейшей утайки, откроется прошлое. Но всякий раз память спотыкалась, уносилась куда-то вбок, и не было никакой возможности ухватиться за ее хвост, удержать. Он хорошо помнил один лишь момент, помнил, как однажды вокруг него разлилась мира, и он переполнился наслаждением; оно не коснулось его лично, оно разлилось вокруг него, он не почувствовал его, а лишь угадал. И еще возникли умиротворяющие звуки, без надрыва и страсти, тихие, убывающие. И тогда его кто-то толкнул в бок, нечаянно, мягко. Гнев и страх обуяли им; он понял, что существовал до этого толчка, до звуков, запахов и наслаждения, существовал, может быть, всегда, в покое, безопасности, кем-то охраняемый, но теперь он не одинок, отныне его ложе разделяет кто-то, от кого исходит опасность. Тревога была настолько гнетущей и яростной, что он впал в глубокий сон. Однако это был уже не прежний сон – безмятежный и вечный, а с перерывами: провалами и неожиданными пробуждениями.

В другой раз он проснулся, потому что кто-то коснулся его лица:

– Ну, что ты спишь и спишь? Скажи, кто ты? Как твое имя?

– А твое?

– Я не уверен, но кто-то меня называл Саваофом. Я слышал музыку и между звуками кто-то шептал: Саваоф, Саваоф…

– Мне никто ничего не шептал. Давным-давно, не помню уж когда, я нащупал на ноге бирку, и на ней значилось слово: меон. Может, это и есть мое имя – Меон.

– Послушай, Меон, мне кажется, с нами что-то не так. Когда ты спал, я ощупал тебя и понял, что мы одинаковые. Ты знаешь, откуда мы взялись? Зачем мы здесь?

– Я не знаю, откуда ты, а я здесь всегда. И мне хорошо, во всяком случае, было хорошо до того, пока ты не появился.

– Разве я сделал тебе что-то плохое, почему ты зол на меня? И как может быть хорошо, если вокруг Тьма?

– Я не хочу тебя обижать, но чувствую, что от тебя идет опасность. А Тьма?.. В Тьме – безопасность, покой, незнание.

Они и еще много раз вели беседы на эту и подобные темы, Меон на правах старшего брата (это звание он сам себе присвоил) нередко поучал Саваофа, сердился, когда тот высказывал неодобрение их жизнью и фактическим заточением в скорлупе. Во время бесед Меон все яснее и определеннее ощущал свое назначение, а именно: охранять и уберегать существующий порядок. «Поглядывай за ним», – предупреждал Меона кто-то во сне.

Тем неожиданнее стала катастрофа.

Картина третья

Это был миг, одна десятимиллионная миллионная, миллионная, миллионная, миллионная, миллионная, миллионная, миллионная доля секунды. Да, столько длился Большой взрыв. Он потряс ложе Меона, вслед за этим Меон ощутил страшный холод: за одну миллисекунду произведенная взрывом материя и антиматерия охладились настолько, что произошла конденсация кварков. Меон, оставшись в эпицентре взрыва, с ужасом наблюдал столкновение кварков с антикварками. Впрочем, в какой-то момент он с радостью подумал, что происходящая аннигиляция приведет к уничтожению всего этого дерьма, что затея братца (а то, что именно он устроил кавардак, он не сомневался) закончится чистым излучением, то есть, исчезновением материи. Но скоро заметил, что абсолютной симметрии между материей и антиматерией нет. Он быстро посчитал: на миллиард пар кварк-антикварк приходится всего лишь один лишний кварк. Один, но этого хватит на миллиарды галактик!

Еще одна надежда возникла у него, когда он обратил внимание на скорость, с которой материя разлеталась от точки взрыва. Достаточно было уменьшить скорость на одну сто-тысяча-миллионную долю, и в последующем произошло бы ее сжатие, возврат к покою и стабильности. А если чуть-чуть ускорить? Он судорожно взялся за подсчеты в надежде, что материя в таком случае рассеется, а стало быть, не возникнет твердь, о которой мечтает брат. Но Саваоф и тут все точно рассчитал. Скорость избрана идеально; она близка к критической и, с одной стороны, исключает сжатие, а с другой, обеспечивает возможность образование звезд, планет. Меон, если бы хотя бы чуть-чуть был расположен к брату, не мог бы не оценить его математических способностей: тот при расчете учел триллионные доли секунды и сантиметры. И это при такой скорости! При таких расстояниях!

Однако, по правде говоря, таланты Саваофа не возбуждали в нем зависти и ревности, Придя в себя после Взрыва, он вскоре понял действие примененных Саваофом законов, и они не стали для него откровением. Это знание было заложено и в нем, оно просто спало. Он был взбешен тем, что Саваоф решился изменить существовавшее состояние мира без совета с ним и без его согласия. Теперь, проснувшись, он долго старался вспомнить сон, очень важный, по его мнению; ему это не сразу удалось, пока не прозвучал то ли шепот, то ли треск удалявшегося существа: «Меон, ты Сын мой и я Мать твоя. Саваоф рожден Отцом, но не Матерью».