Наблюдательница

На столе передо мной оказывается блюдо с лазаньей. В дополнение к нему простой зеленый салат и пакет красного вина. То же самое, что и во все прошлые пятницы. Сестра так сильно любит лазанью или же почему-то решила, что мне она нравится. Сестра наливает нам вина, садится напротив и протягивает мне приборы.

– Бери, не стесняйся, – говорит она.

Мы сидим с двумя кусками лазаньи на тарелках, от них идет пар. Сестра ест с аппетитом. Болтает о погоде, о том, что весна заставляет себя ждать. Бросив попытку обсудить со мной новый сериал, о существовании которого я даже не догадывалась, она спрашивает, как мне живется в доме. Я отвечаю, что все будет хорошо, просто я еще не успела освоиться.

Слова какие-то пустые, искусственные. Я чувствую себя странно. Точно так же я чувствовала себя пару часов назад, когда стояла в коридоре перед дверью. Я была одета и готова к выходу, когда на меня вдруг нахлынуло. Ничего не получится, я не могу. Я хотела позвонить и отменить встречу, я чувствовала, что не смогу участвовать в этом уже успевшем войти в традицию пятничном ужине. Сидеть там и болтать, притворяясь, что все в порядке. Нет, только не это. Никогда больше. Но я все равно поехала.

– Да-да, – кивает сестра. – Конечно, я просто так спросила.

Дом мне сдала одна из подруг сестры. Она сейчас совершает кругосветное путешествие. Это то, чем занимаются приятели сестры, они путешествуют и наслаждаются жизнью. Сестра с мужем тоже много путешествовали в прошлом, одни и вместе с другими парами. Но это было давно.

– Тем более что это всего на пару месяцев, – продолжает сестра, и до меня доходит, что речь все еще идет о доме. О моей жизни.

Она вертит бокал в руках, задумчиво смотрит на меня. Раньше сестра предлагала мне пожить у нее с мужем, и у меня появляется ощущение, что она готова предложить это снова.

– Все будет хорошо, – отвечаю я на невысказанный вопрос.

Краем глаза я вижу, как сестра бросает взгляды на мою тарелку с нетронутой едой. Виновато сую вилку с куском лазаньи в рот и запиваю вином. Вкуса я не чувствую. Спрашиваю сестру о работе и внимательно ее слушаю. Разговор идет лучше, когда все внимание обращено не на меня.

Мой бокал пустеет, сестра подливает еще. Алкоголь делает свою работу – сглаживает острые углы, одурманивает, успокаивает. Я чувствую себя реальной.

– А ты? – спрашивает сестра, закончив рассказ.

– Что я?

– Ты начала думать о будущем?

Я опускаю взгляд в тарелку, тереблю вилкой листья салата. Будущее? Мое будущее уже в прошлом, думаю я, зная, что вслух эти слова произносить не стоит. Вместо ответа пожимаю плечами, но сестра не сдается. А как дела с писательством? Есть новые проекты? Я облизываю губы и отвечаю, что нет, у меня нет новых проектов. Сестра наклоняется ближе.

– Ты должна вернуться к работе, – решительно заявляет она. – Работа – лучшее лекарство.

Я цепенею. Работа – лучшее лекарство. Мамины слова, ее мантра. Слова, которыми она с улыбкой встречала все наши попытки заставить ее отдыхать. Слова, которые она повторяла до тех пор, пока у нее не оставалось больше сил, пока боль не лишила ее возможности говорить, сидеть в постели, писать и читать.

Сестра говорит будничным тоном, словно это выражение не имеет для нее особого смысла. Не выдает себя голосом, не показывает, что помнит. Может, и правда забыла. К моменту болезни мамы сестра уже уехала из дома. Она долго жила заграницей и редко навещала маму. Только под самый конец она осталась надолго.

Я набираю в грудь воздуха и задерживаю дыхание. Только когда воздух начинает до боли давить на ребра, и больше сдерживаться я не в состоянии, я выдыхаю.

– К твоему сведению, я вообще-то работаю. Все время.

Это правда. Я беру столько лекций и заказов на перевод, сколько могу.

– Я рада, что ты не сидишь без дела. Но ты писатель, Элена. Писатель должен писать, не так ли? А не ковыряться в чужих текстах.

Бокал пуст. Снова. Я смотрю на пакет вина.

– Мне не о чем писать.

Сестра подливает и поднимается, чтобы достать из холодильника кетчуп.

– Что твой издатель любит повторять о писательском деле? Что-то о могиле?

Странный звук, похожий на смех, вырывается у меня из горла. Сестра поднимает брови, я снова отвожу взгляд. Я чувствую, что пьянею.

– Копай там, где стоишь, – тихо поправляю я.

– Да-да, – говорит сестра и снова берется за приборы. – Whatever[1]. Ты это много раз упоминала. И использовала этот метод при работе над прежними рукописями.