Тогда я не задумывался об этом, все мое внимание было сосредоточено на Анне. Я заметил, как она утихла и отдалилась. Я наклонился над ней и увидел, как она побледнела. Вся краска сошла с лица. Только тогда до меня дошло, какой эффект оказал на нее мой рассказ. Мне вспомнилась собственная реакция, когда я узнал эту тайну, как я сидел на полу, склонившись над унитазом и как казалось, что меня выворачивает наружу. Как я боялся, что никогда не смогу посмотреть жене в глаза.
Но теперь Анна отводила глаза и теребила край простыни руками.
– Кухонный нож, – прошептала она, – ты имеешь в виду обычный кухонный нож? Она просто вот так взяла его и вонзила в себя? И нитка? У нее была медицинская нитка? Нельзя же вот так просто взять катушку обычных ниток и…
Она затихла, я не знал, что ответить. Мне и в голову не пришло тогда задать такой конкретный вопрос, какой задала Анна. Я об этом не думал. Мне важны были не детали, а то, что человек способен на такую жестокость по отношению к самому себе, что такое вообще возможно. Я так и сказал Анне, хотя и слышал, что это звучит слишком хладнокровно и назидательно, но Анна меня не понимала.
– Она не совсем нормальная, эта женщина.
– Что ты хочешь сказать?
Она заметила тревогу в голосе, положила руку мне на грудь и серьезно посмотрела в глаза:
– Судя по этой истории, она способна на все что угодно.
– Это произошло много лет назад. Она была очень молода.
– Двадцать один год, – возразила Анна. – По-моему, это уже довольно зрелый возраст.
Я отвел взгляд. Мне хотелось верить, что поступки жены в прошлом не имели никакого отношения к тому, кем она является сейчас. Я предпочитал списывать все на юношеские безумства. Я хотел так думать, но у меня не получалось. И поэтому я сейчас был не с женой, а с Анной.
Какое-то время мы лежали молча. Анна прижалась ко мне, я чувствовал кожей ее тепло.
– Мне нужно переживать? – спросила она внезапно.
Я повернул голову и нахмурил брови:
– Переживать о чем?
– Что она будет меня искать?
– Она не знает, кто ты.
Анна перевернулась на спину и убрала руку с моей груди. Судя по всему, мой ответ ее не удовлетворил. Я повернулся на бок, оперся на локоть и посмотрел на нее. На лице Анны была написана тревога.
– Она не причинит тебе зла.
Анна закусила губу и отвернулась.
– Или мне, – добавил я.
Тогда она снова повернулась ко мне. Мы долго смотрели друг на друга. Потом она пододвинулась ближе и обняла меня рукой.
– Обними меня крепко, – прошептала она.
Я сделал, как она просила, и почувствовал, что Анна дрожит.
Я не могу заснуть. В доме странная атмосфера. Жена лежит, как обычно, в позе эмбриона, повернувшись ко мне спиной. Невозможно определить, спит она или тоже бодрствует.
Так больше продолжаться не может, подумал я. Нужно разорвать этот порочный круг, выйти из этой ситуации. Я не знаю, чего я хочу, не могу дать никаких гарантий, но так больше не может продолжаться. Нам нужно уехать ненадолго, сменить обстановку, поговорить обо всем начистоту. Дома это невозможно.
Я закрываю глаза и чувствую, как погружаюсь в сон.
33
Элена
Ждать Филипа Сторма перед офисом, спрашивать о нем на рецепции, входить в ресторан, где он сидел с рыжеволосой, и кружить вокруг его стола. Как мне это в голову пришло? Никто меня не вынуждал. Я делала это не ради Филипа Сторма. Я делала это ради себя.
Пульс наконец замедлился. Я снова сижу у себя дома на кухне на обычном месте перед открытым компьютером. Взгляд мечется между экраном и окном. Сердце бьется спокойно, равномерно, но в душе у меня царит хаос. Я не смогла поговорить с Филипом Стормом, не рассказала ему о своих опасениях. Не отговорила от поездки с женой в горы. Может, я и не собиралась этого делать, может, мне нужно было что-то другое? Может, я хотела еще раз увидеть его вместе с рыжеволосой, чтобы утвердиться в своих подозрениях. Подслушанные слова по-прежнему звенят у меня в ушах.
Я опускаю глаза на текст на экране, над которым работала всю последнюю неделю. Это рассказ о счастливой на первый взгляд паре. Паре, у которой, как кажется окружающим, есть все, что нужно для счастья. Пишу об их любви, в которую слепо верит жена и которую он предает своей изменой. Пишу о том, как темнота постепенно поднимается изнутри и заполняет все ее существо. Это всего лишь текст, буквы и предложения в моем компьютере, или за ними есть нечто большее? Может ли мой текст влиять на поступки других людей и на их судьбу? Нет, это невозможно, что за странная мысль! Но тогда почему мне кажется, что речь идет о семье в доме напротив?