Наблюдения, или Любые приказы госпожи

— Что ты самый преданный, самый храбрый, самый настоящий друг, о котором только можно мечтать. Мне безумно повезло, что я встретилась с тобой.

Она снова устремила взгляд на крикетную лужайку. В игре там возникла пауза. Наполеон строго выговаривал одному из членов своей команды. А Иисус тем временем перевернулся колесом и дамы зааплодировали. Все они расплывались перед моими глазами.

Чуть погодя миссус снова заговорила.

— Это преинтереснейшее заведение, ты не находишь? Я говорила об этом с доктором Лоуренсом, и он со мной согласен. Не знаю, надолго ли я тут задержусь, Бесси, но я намерена использовать время с толком. Все эти исследования по вопросу послушания домашней прислуги! Оказавшись здесь, я поняла что есть гораздо более занимательные предметы. Умопомешательство! Вот предмет, имеющий наиважнейшее значение в современном мире! Им-то я и стану заниматься теперь. Мне дали перо и бумагу. Я пока не делаю никаких публичных объявлений, но сугубо между нами: я начала писать новую книгу.

Она повернулась ко мне.

— Тебе придется помочь мне с названием. Как, говоришь, называлась другая моя книга?

— «Наблюдения», мэм.

Миссус с улыбкой откинулась на спинку скамьи.

— Точно, «Наблюдения». Ну, если мне будет позволено заметить, не самое удачное название. Нет, на сей раз нам надо придумать что-нибудь получше.

Последующим событиям я собиралась посвятить отдельную главу. Но я не люблю прощаний, а весь мой дальнейший рассказ — одно сплошное прощание. Поэтому постараюсь коротко и по существу.

Я решила задержаться в Фаулберне, чтобы еще не раз навестить миссус. Во второй половине дня я сняла жилье в деревне и возвратилась в лечебницу к чаепитию. Меня просто диво брало, до чего там было все чинно и благородно, пациенты сидели по четверо за столом, и дамы-пациентки раздавали пшеничные лепешки и хлеб с маслом. Я даже познакомилась с Иисусом и Наполеоном. Иисус оказался славным малым, но вот Наполеон смотрел ледяным взглядом. А человек, боявшийся углов, шарахался от всех треугольных кусочков хлеба.

Вечером я вернулась в наемную комнату и распаковывая вещи наткнулась на «Наблюдения», завернутые в старую газету. Я напрочь забыла, что положила в узелок книгу, казалось с тех пор прошла целая вечность. Я задалась вопросом, не станет ли доктор Лоуренс возражать, если я отдам книгу миссус. После костра она выглядела и пахла не лучшим образом. Я открыла обложку и увидела, что огонь добрался и до внутренней стороны. Уголок черно-белой наклейки «Библиотека „Замка Хайверс“» обгорел и дама со служанкой лишились своих ног, обутых в домашние туфельки.

Потом я заметила, что из-под наклейки что-то торчит. Краешек какого-то листка. Я потянула за него и обнаружила, что это не один листок, а несколько сложенных вместе. Я развернула листки и сразу узнала мелкий аккуратный почерк Норы. Один край у всех листков был неровный, словно обрезанный ножницами. Так вот они, недостающие страницы дневника.

На самом деле это оказалось письмо, которое Нора оставила миссус, а господин Джеймс велел уничтожить. Видимо Нора сама вырезала страницы из конторского журнала за неимением писчей бумаги. А миссус ослушалась мужа и спрятала письмо под наклейку в своей книге.

Письмо личное, поэтому я не стану пространно его цитировать. Довольно сказать, что главной его целью было снять с миссус всякую вину. В последнем абзаце Нора писала:

Дорогая миледи, я знаю, как трудно вам было уволить меня, но я также знаю, что не вы приняли такое решение. Прошу вас, не отчаивайтесь! Мы с вами замечательно провели время вместе, правда ведь? После всего случившегося мне нет смысла жить, ибо впереди меня ждут одни лишь страдания. Мне очень жаль подвергать вас такому испытанию, но не печальтесь. Просто помолитесь за меня — ведь кто еще сделает это, если не моя любимая госпожа? Возрадуйтесь за меня, я пускаюсь в новое великое приключение. Не бойтесь, мы с вами встретимся однажды.

Господи, прими мою душу. Аминь.

Все-таки Нора была чересчур религиозной, как ни крути.