Наблюдения, или Любые приказы госпожи

— Хорошо. — Она указала на какие-то строения поодаль. — Там у нас ферма, «Мэйне». Сейчас можешь поесть-попить, а потом посмотрим как ты доишь коров.

— Только знаете, — быстро сказала я, — я уже давненько этим не занималась.

Но похоже, она не расслышала, потому как ничего не ответила, а просто провела меня через двор к водокачке и сняла с гвоздя жестяную кружку. — Вот, пей на здоровье.

Я выдула две полные кружки. А она все не сводила с меня этих своих глаз.

— Я поди немного разучилась обращаться с коровами, — сказала я. — Не знаю, поди навык потеряла.

— Ты голодна? — спросила она.

Я помирала с голоду, о чем и сообщила. Женщина указала на дверь дома.

— Там хлеб на столе. Возьми кусок.

— Вы очень добры, миссус, — сказала я и сделала как велено.

Кухня оказалась изрядного размера, но в каком жутком беспорядке — мама родная! На полу разлито ведро молока и рассыпан овес, у плинтуса валяются осколки заварного чайника. Черный кот, лакавший из молочной лужи, с воем метнулся прочь через другую дверь, едва меня завидел. Я осмотрелась вокруг. Камин не горел, но в нос шибал едкий запах гари. Сперва я подумала, уж не беглая ли свинья произвела погром. Но потом пригляделась внимательнее и увидала, что овес рассыпан не случайно, а тонкими полосками, образующими пять букв, из которых складывается неприличное слово, обозначающее женское срамное место. Я не стану писать его здесь, но тогда я подумала что на такое дело способна только страшно умная свинья.

Не обнаружив в кухне кухарки или служанки, я отрезала ломоть от овсяного каравая и жадно уплела, потом отрезала второй и принялась за него, а пока ела, отрезала третий кусок и спрятала за пазухой промеж титек. Хлеб был пресноватый, но я бы сожрала и оконную щеколду, до того оголодала. Уминая хлеб, я гадала трудное ли дело доить корову. Просто хватаешь выменные висюльки и дергаешь, бог ты мой, да я ж тыщу раз видала такое, когда болталась по рынку на рассвете. Девушка я городская, по мне так молоко приносят в ведре и наливают в чай. Я ведь даже не люблю молоко, и вот теперь из-за собственной глупой гордости мне придется выжимать его из коровы.

Я отрезала еще один кусок хлеба и сунула за пазуху про запас, а потом вышла из дома. Женщина стояла на прежнем месте, у водокачки.

— Ну наконец-то, — говорит. — Я уж думала, ты там заблудилась.

— О нет, миссус, просто хлеб ужасно вкусный, не хотелось глотать наспех.

На это она ничего не ответила, только фыркнула и прочь зашагала. Я поспешила за ней.

— У вас чудесный дом, — говорю. — Ей же богу, чудесный.

Но мои слова канули в пустоту, женщина даже головы не повернула, и мне ничего не оставалось как следовать за ней.

Мы прошли по тропе к фермерским постройкам, а там пересекли двор и зашли в большой сарай. В сарае оказалось полным-полно коров, штук двадцать, а двадцать коров это очень много, если подумать и даже если не думать. Вонища такая, что с ног сбивало. В дальнем конце коровника стояли и болтали две доярки с виду похожие на сестер, наряженные в несусветное рванье, грубые башмаки и полосатые фартуки. Я чуть не расхохоталась в голос. По моему разумению, они выглядели натуральными болотными бродяжками,[2] но я тогда была совсем еще девчонкой и считала, что в деревне решительно все заслуживает презрения и насмешки. Женщина подошла к ним и что-то сказала, а доярки обернулись и уставились через весь коровник на меня. Чепцы у них были потешные, но выражение лиц я бы не назвала дружелюбным. Я улыбнулась и помахала рукой, но ни одна ни другая мне не ответили. Глядя на такие кислые физиономии, любой почел бы за чудо, что у них здесь молоко не скисает каждый божий день.

Все это время одна из коров медленно пятилась на меня, пока чуть не прижала к стене своим огромным задом. Я бочком отступила в сторону, чтоб меня не расплющило в лепешку. Женщина воротилась с ведром в руке.

— До чего ж много у вас коров, миссус, — сказала я.

Она опять ничего не ответила, просто всучила мне ведро. Я посмотрела на него. Потом посмотрела на коров. Потом посмотрела на женщину.

— Как тебя зовут? — осведомилась она.

— Бесси меня звать, — говорю. — Бесси Бакли.

— Ну что ж, Бесси, давай. — Она поставила передо мной скамеечку и указала на одну из коров, ту самую что напирала на меня задом. — Берись за дело.

К моему огромному облегчению она не осталась стоять у меня над душой, а пошла обратно к Кислым Сестрицам, которые уже уселись и взялись за работу. Было слышно, как струи молока со страшной силой бьют в ведра. С минуту понаблюдав за доярками, я решила что премудрость невелика, и опустилась на скамеечку.