Наблюдения, или Любые приказы госпожи

Улыбнувшись мне, Флеминг встал, подбросил углей в камин, а потом поворотился к комнате. Он стоял, заложив руки за спину, на фоне каминного дыма с искрами с таким святым выражением лица — ни дать ни взять христомученик на костре. Меня стал разбирать смех. Чтобы отвлечься, я спросила:

— А как вы поступите с моими песнями, сэр?

Флеминг нахмурился.

— Пока не знаю, Бесси. Если они представляют ценность, необходимо записать их на бумаге. Тогда они всяко не пропадут. Я мог бы послать их на суд своему издателю — но увы, в данный момент он с величайшим нетерпением ждет очередных моих сочинений, и сперва я должен закончить поэму, которую пишу сейчас.

— А о чем ваша поэма, сэр? Если мне позволительно спросить.

— О чем? О самых разных вещах, Бесси. О самых разных вещах. На самой поверхности она про призраков, обитающих в Эдинбурге. По преданию, несколько веков назад, во время чумы, отцы города обнесли стеной ряд кварталов и оставили жителей и скот умирать там от страшной болезни. Позже они разрубили на части гниющие трупы и вывезли прочь на телегах. С тех пор люди видят и слышат странные вещи. Шаркающие звуки. Шорохи и скрипы. Отрубленные руки и ноги. Отъятые головы с ужасными очами. Призрачные дети с гнойными язвами на лицах. Жуткие привидения изуродованных животных.

— О господи…

Я-то думала, он пишет про цветочки-лепесточки. Или там про летний солнечный денек. Он же рассказывал такое, что мороз по коже, а за окнами уже смеркалось.

— По… по-вашему, такие призраки и впрямь существуют, сэр?

— Что? О нет-нет. Это все суеверия. Но конечно, у меня эта история имеет метафорический смысл. — Он взглянул на часы. — В любом случае, tempus fugit,[5] пора приступать к делу.

Флеминг принял позу внимательного слушателя: подбоченился одной рукой, опустил голову и уставился в пол.

— Когда будете готовы — начинайте, пожалуйста Только я попросил бы не вчерашнюю вашу песню.

Я откашлялась, стараясь не думать про уродливых призраков и гнойные язвы.

— Эта песенка про то, как мы плыли в Шотландию на…

Не подымая головы, Флеминг вскинул ладонь.

— Пожалуйста, не надо долгих объяснений. Хорошая песня говорит сама за себя.

— О… правда ваша. А название вам угодно узнать, сэр?

— Хорошо. Как она называется?

— «Эйлса-Крейг»,[6] — говорю. — Песня называется «Эйлса-Крейг».

Я гордилась этой песней, потому что в ней описывался эпизод из моей собственной жизни, только малость переиначенный. Вот она:

Для всех кто хочет в дальний путь пуститься по волнам
Спою я песенку свою в предупрежденье вам
Милашка Мэри Клири я мне стукнуло двенадцать
Как тятя помер нам пришлось в Шотландию податься
Сказала мать обняв меня не плачь моя родная
Мы попытаем счастья там мы завтра отплываем

Припев:

Шотландия чудесный край
Ну самый настоящий рай
Там города на загляденье
А Глазго просто вне сравненья

Мы долго плыли но когда я сушу увидала,

Решила я что матушка неправду мне сказала
Там грязно-серая скала торчала над водой
Что древний череп костяной что стертый зуб гнилой
Какой там рай куда ни глянь лишь голые утесы
Пустынный безотрадный край и я пустилась в слезы

(Припев)

Что плачешь ты спросила мать и я ей разъяснила

Она ж в ответ сказала мне не бойся моя милая
То просто остров Эйлса-Крейг Волшебная Скала
Он делит море меж двух стран примерно пополам
Ирландии граница здесь мы дальше поплывем
Причалим скоро в Брумилоу и там друзей найдем

(Припев)

Вот мы живем на Гэллоугейт где во дворах уют,

Домовладельцы все милы и денег не дерут
Повсюду божья благодать и мы живем богато
Но вы уж поняли видать что я шучу, ребята
Здесь сущий ад врала мне мать про Глазго распрекрасный
С ним рядом даже Эйлса-Крейг не шибко и ужасный

Допев последнюю ноту, я сделала реверанс и стала ждать Флемингова отзыва. Он выразил одобрение, соединив ладони и постукав кончиками пальцев друг о друга, это немного походило на аплодисменты, только беззвучные.