Наблюдения над исторической жизнью народов

В дремучих лесах, в заповедных языческих святилищах является безоружный богатырь, и свирепые варвары боязливо сторонятся перед ним; в его словах страшная сила, он проповедует Бога, который сильнее их богов; по его мановению подсекаются, падают священные деревья, и ни один бог не приходил отметить за свою обиду. В пустынных местах, где до сих пор жили только дикие звери, слышится звук колокола: там стоит деревянная церковь, около которой живут монахи. Скоро к этим местам пролагается дорога отовсюду, а куда идет много народа, там и начинает постоянно жить много народа, и под сенью монастыря растет город. Но завоевания христианских проповедников подвергались иногда горькой участи: варвары, оскорбленные вторжением чужих людей, чужой веры, собираются, истребляют церкви, монастыри, убивают, выгоняют проповедников.

На место убитых и прогнанных являются другие, но, желая обезопасить начатки христианства, дать ему пустить корни, они ищут покровительства светской силы, и вождь франков — их надежный покровитель, верный союзник, ибо у них одно общее дело. «Если бы не страх пред герцогом Австразийским, говорили миссионеры, — то нам нельзя было бы ни устанавливать город, ни защищать духовенство». Помощь была взаимная, и тот же Бонифаций помазывает на царство, провозглашает королем Пепина, сына своего союзника и покровителя Карла Мартелла.

Пепин получил венец королевский; Бонифаций жаждал и получил венец мученический: семидесятилетний старик оставил свою Майнцскую епископию, пошел проповедовать христианство между фризами и был убит ими. Пепин опустошил за это земли фризов, но сын его Карл поставил задачею своей деятельности, чтобы вперед в Германии не убивали проповедников христианства.

В исполнении этой задачи и состоит историческое значение Карла Великого.

Он уничтожил черту, которая до него отделяла Германию от римско-христианских стран — Италии и Галлии, сделал Германию также христианскою и доступною к принятию начатков цивилизации; дал Германии единство, во сколько она была способна к нему; ввел ее в общую жизнь с Италией и Галлией; расширил историческую европейскую сцену, перенесши место борьбы с варварским миром из Галлии (из северо-восточной части преимущественно) в Германию, сделал последнюю украйною европейского христианского мира. Но что Цезарь сделал с Галлией, то Карл Великий сделал с Германией, и понятно, что приемы Карла в войне с германцами очень сходны с приемами Цезаря в войне с галлами.

Состояние германцев при Карле было одинаково с состоянием галлов при Цезаре, как вообще с состоянием всех варварских племен, разделенных и потому слабых в борьбе с народом, обладающим известною степенью цивилизации. Цивилизация дает широту и ясность взгляда, уменье сосредоточивать силы; у варваров достает силы несколько раз подниматься против завоевателей благодаря случайным воинским обстоятельствам, особенно благодаря личности какого-нибудь отдельного человека, вождя. Но эти восстания не возвращают свободы, ибо внутренней, органической народной и государственной связи нет; такие же черты представляет нам последующая борьба западных славян с Карлом и его германскими преемниками и борьба пруссов с тевтонскими рыцарями.

Но если борьба германцев (преимущественно саксонцев) с Карлом Великим представляет поразительное сходство с борьбою галлов против Юлия Цезаря, если, по-видимому, она и кончилась одинаковым образом, если Карл завоевал Германию и подчинил ее господствовавшему в Галлии порядку, как Цезарь завоевал Галлию и подчинил ее римским началам, то в последствиях обоих явлений обнаруживается большое различие. При завоевании Галлии Цезарем движение шло еще из крепкого государственного тела, из страны, легко задавившей богатством своей цивилизации варварскую Галлию, не дававшей развиться в ней самостоятельности политической и нравственной, но другое было в отношениях между Галлией и Германией во времена Карла Великого.

Во-первых, движение шло из страны внутренне далеко не сильной, из государства далеко еще не сложившегося, из государства, которое само переживало болезненное состояние рождения; во-вторых, цивилизация в Галлии была слаба, нисколько еще не сложилась, не определилась. Остатки римской цивилизации боролись с германским варварством и заглушались им; еще не образовался язык. В деле подчинения Германии сильным, могущественным средством в руках галло-франкских вождей было христианство, но христианство по своему существу, по всеобщности своей не заключало в себе условий подчинения, поглощения одной национальности другою; церковные же отношения, о которых будет речь впереди, связывали Германию с Италией, а не с Галлией.