Набоб

— Не нужна мне твоя помощь! Война или налоги — какая разница. Лишь бы слоны, мушкеты, пушки! Я уезжаю!

Иезуит был разочарован. Способности Мадека к обучению, его ненасытная любознательность восхищали отца Венделя. Он уже считал, что ученик в его власти. Добыча оказалась более ценной, чем он думал поначалу. Отец Вендель надеялся увековечить свою власть над Мадеком. Но тот одним взмахом руки разрушил его надежды, и священник впал в отчаяние. Он старался удержать его.

— Ты еще слаб, Мадек. Я вылечил тебя, я готовил для тебя настои из трав. Они еще нужны тебе.

— Индийцы не хуже тебя умеют готовить лекарства. Я еду.

Мадек встал и, пошатываясь, вышел из комнаты.

Спустя неделю его отряд был опять в форме, Мадек закупил порох, велел начистить пушки, заготовить провизию. Один купец рассказал ему о радже, нуждавшемся в войске, чтобы собрать налоги. Мадек отправил к нему посла и с нетерпением ожидал его возвращения. Иезуит теперь жалел, что его лекарства оказались столь эффективны: следовало назначать их в меньших дозах, и это несомненно замедлило бы выздоровление пациента. Так они прождали больше трех недель, Мадек — в нетерпении, иезуит — в отчаянии. Гонец вернулся с приглашением от раджи. Прежде чем отпустить, Мадек расспросил его о том, что происходит в провинциях, которые тот проезжал. Новость, которую сообщил гонец, не была неожиданной. Царица Годха прибыла в царство Диг, где находился Угрюм. Прошел слух, что он опять сделал ей предложение и на этот раз владычица Годха не отказала. Поговаривали даже, будто она решила принять христианство, чтобы сочетаться законным браком с Угрюмом, которого теперь именовали не иначе как Луною Индии.

ГЛАВА XIX Диг. Темная половина месяца Бхадрапада 4865 года Калиюги

Сентябрь 1764 года

Она ждала, когда загремят раковины, трубы, барабаны — весь этот звуковой ураган, которым обычно в Индии громогласно объявляют о прибытии могущественного властителя. Еще мгновение, и она войдет в ворота города. И какого города! Дига, столицы джатов, крестьян-солдат, слава о которых докатилась до самых Гималаев, людей-львов во главе с Угрюмом, живущих в неприступной крепости с бастионами, башнями, равелинами, рвами и амбразурами. Впрочем, достаточно ей сказать слово, и эта крепость будет принадлежать ей.

Сарасвати стало страшно. Сегодня еще можно что-то изменить. Но что произойдет, когда сюда войдет Угрюм, тот, кого называют Луной Индии? В сотый раз за это утро она смотрелась в зеркало. Перед лицом мужчины, кем бы он ни был, у нее не было другого оружия, кроме красоты. Она облегченно вздохнула: все в порядке, и это тем более удивительно, что теперь она — скиталица, рядом с которой нет ни одной женщины, способной помочь принарядиться. В центре лба, под голубым платком и легкой золотой диадемой, нарисован круглый красный тилак; чистые, как и прежде, глаза подведены двойным слоем краски кхоль; водопад жемчуга сбегает по чоли; на запястьях позвякивают лазуритовые браслеты, полученные в подарок после рождения детей от Бхавани. Прихваченные в спешке из объятого смертью дворца драгоценности были единственным, что напоминало ей о Годхе. Она раздала нищим свои сари, чтобы забыть об этом проклятом месте, но оставила себе украшения, ибо их невидимая жизнь, начавшаяся под землей тысячи лет назад, не зависит от превратностей человеческой судьбы, хотя легенда утверждает, что их можно сеять в определенных каменных карьерах и они возрождаются, растут в них, подобно растениям. «Глупости, — думала Сарасвати, — ничто, кроме пролитой крови, не приводит к возрождению! Пусть лучше жемчуг и бриллианты живут своей тайной жизнью у меня на груди, а я буду мечтать о войне и о свадьбе!»

Царица опять посмотрелась в зеркало. Да, она как всегда величественна, высокомерна, тщательно одета, спокойна, невозмутима.

Во время путешествия она часто слышала шепот за спиной: «Смотри, погонщик, как она прекрасна. Смотри, служанка, она ни разу не испачкала одежды, она не плачет по своему сыну, как слабая женщина, не плачет даже о том фиранги, который уехал в горы. Смотри, проводник, как она величественна, независима, царица Годха, носительница ваджры…»

Невозмутима! Какая ложь! Зеркало выдавало все ее слабости. Едва заметные тени под глазами, появляющиеся морщины, ожесточившийся взгляд, иссыхающие губы. Все эти люди, восхваляющие ее красоту, еще не знают, что красота эта обречена. Сарасвати уже не способна блистать, и скоро ее раны станут заметны всем; потому что любовь ушла, и теперь по ночам она воспламеняется лишь ненавистью. Солнце, весна, муссон, осень теперь не для нее. Она жаждет только крови. Вид крови, ее запах, израненные тела — вот что привело ее в Диг; она теперь жаждет этого так же, как жаждала любви фиранги, который покинул ее, как последний болван, не вкусив настоящего наслаждения. Ведь было бы так прекрасно предаться любви среди мертвых, удовольствие после крови было бы особенным. Стоило ей подумать об этом, как на глаза навернулись слезы.