Марианна Николаевна:
Будем скучать без тебя, Зиночка. Но ты, во всяком случае, возьми отпуск в августе и приезжай к нам – посмотрим, может быть, и совсем останешься.
Зина:
Не думаю. – Ах да. Я сегодня дала тебе ключи. Не увези их, пожалуйста.
Марианна Николаевна (примирительно):
Я, знаешь, их в передней оставила.… А Борины в столе… Ничего: Годунов тебя впустит.
Щеголев (вращая глазами, из-за жениного полного плеча):
Так-то. Счастливо оставаться. – Ах, Зинка, Зинка, – вот приедешь к нам, на велосипеде будешь кататься, молоко хлестать, – лафа!
Зина (беря Федора под руку):
А теперь поедем ужинать. Ты, наверное, безумно голоден.
Зина:
Что с тобой? Почему ты окислился?
Федор:
Грустно расстаться с Борисом Бодрым.
Зина (усмехнувшись):
А я думаю, что это вчерашнее безобразие.
Федор:
Глупости. Дождь был теплый. Я дивно себя чувствую.
Зина:
Жалованье я получаю только завтра, так что у меня сейчас всего две марки. Сколько у тебя?
Федор:
Слабо. От твоих двухсот мне отчислилось три с полтиной, но из них больше половины уже ухнуло.
Зина:
На ужин-то у нас хватит.
Федор:
Ты совсем уверена, что тебе нравится идея ресторана? Потому что мне – не очень.
Зина:
Ничего, примирись. Вообще теперь со здоровым домашним столом кончено. Я не умею делать даже яичницу. Надо будет подумать, как устроиться. А сейчас я знаю отличное место.
Ат (читает Федор):
За Потсдамской площадью, при приближении к каналу, пожилая скуластая дама (где я ее видел?), с глазастой, дрожащей собачкой под мышкой, рванулась к выходу, шатаясь, борясь с призраками, и Зина посмотрела вверх на нее беглым небесным взглядом.
Зина:
Узнал? – Это Лоренц. Кажется, безумно на меня обижена, что я ей не звоню. В общем, совершенно лишняя дама.
Федор:
У тебя копоть на скуле. – Осторожно, не размажь.
Зина:
Нам скоро вылезать. – Что?
Федор:
Ничего. Соглашаюсь. Вылезем, где хочешь.
Зина (взяв Федора за локоть):
Здесь.
Ат (читает Федор):
Туман какой-то грусти обволок Зину – ее щеки, прищуренные глаза, дужку на шее, косточку, – и этому как-то способствовал бледный дым ее папиросы. Шаркание прохожих как бы месило сгущавшуюся темноту.
Вдруг, в откровенно ночном небе, очень высоко…
«Смотри, – сказал он. – Какая прелесть!»
По темному бархату медленно скользила брошка с тремя рубинами, – так высоко, что даже грома мотора не было слышно.
Она улыбнулась, приоткрыв губы, глядя вверх.
«Сегодня?» – спросил он, тоже глядя вверх.
Занавес
Акт девятый
Федор:
Вот что я хотел бы сделать. Нечто похожее на работу судьбы в н а ш е м отношении. Подумай, как она за это принялась три года с лишним назад… Первая попытка свести нас: аляповатая, громоздкая! Одна перевозка мебели чего стоила… Тут было что-то такое размашистое, «средств не жалею», – шутка ли сказать, – перевезти в дом, куда я только что въехал, Лоренцов и всю их обстановку! Идея была грубая: через жену Лоренца познакомить меня с тобой, – а для ускорения был взят Романов, позвавший меня на вечеринку к ним. Но тут-то судьба и дала маху: посредник был взят неудачный, неприятный мне, – и получилось как раз обратное: из-за него я стал избегать знакомства с Лоренцами, – так что все это громоздкое построение пошло к черту, судьба осталась с мебельным фургоном на руках, затраты не окупились.
Зина:
Смотри, – на эту критику она может теперь обидеться – и отомстить.
Федор: