Набоковская Европа

Федор (задумчиво):

Но есть утешительное ощущение. – Можно ведь занимать под наследство. Разве не забавно вообразить, что когда-нибудь, вот сюда, на этот брег, под этот дуб, придет и сядет заезжий мечтатель и в свою очередь вообразит, что мы с вами тут когда-то сидели.

Кончеев:

А историк сухо скажет ему, что мы никогда вместе не гуляли, едва были знакомы, а если и встречались, то говорили о злободневных пустяках.

Федор:

И все-таки попробуйте! Попробуйте почувствовать этот чужой, будущий, ретроспективный трепет…

Занавес

Акт пятый

Объяснение

Берлинская улица 20-х годов 20-го века недалеко от озера. Мелкий, летний моросящий дождь. По улице идет голый, в одних плавках, Федор Константинович. К нему подходит молодой полицейский.

Полицейский (глядя Федору в пупок):

Так по городу гулять воспрещается.

Федор:

Всё украли.

Полицейский:

Этого случаться не должно.

Федор:

Да, но все-таки случилось.

Несколько человек останавливаются подле и следят с любопытством за диалогом.

Полицейский (начиная сердиться):

Обокрали ли вас или нет, ходить по улицам нагишом нельзя.

Федор:

Однако я должен же как-нибудь дойти до стоянки таксомоторов, – как вы полагаете?

Полицейский:

В таком виде не можете.

Федор:

К сожалению, я не способен обратиться в дым или обрасти костюмом.

Полицейский:

А я вам говорю, что тут гулять нельзя.

Голос (из собравшейся кучки людей):

Неслыханное бесстыдство.

Федор:

В таком случае, – вам остается пойти за такси для меня, а я пока постою здесь.

Полицейский:

Стоять в голом виде тоже нельзя.

Федор:

Я сниму трусики и изображу статую.

Полицейский вынимает книжечку и так вырывает из нее карандаш, что роняет его на панель. Какой-то мастеровой подобострастно поднимает.

Полицейский (кипя):

Фамилия и адрес.

Федор:

Федор Годунов-Чердынцев.

Полицейский:

Перестаньте острить и скажите ваше имя.

Подходит полицейский, чином постарше, вахмистр, интересуется, в чем дело.

Федор:

У меня в лесу украли одежду.

Капли дождя становятся более частыми, кое-кто из зевак убегает под прикрытие навеса, а старушка, стоящая рядом, распускает зонтик, едва не выколов глаз Федору.

Вахмистр:

Кто украл?

Федор:

Я не знаю, кто, и главное, мне это совершенно безразлично. Сейчас я хочу ехать домой, а вы меня задерживаете.

Ат (читает Федор):

Дождь внезапно усилился и понесся через асфальт, по всей плоскости которого запрыгали свечки, свечки, свечки. Полицейским (уже вконец свалявшимся и почерневшим от мокроты) ливень, вероятно, показался стихией, в которой купальные штаны – если не уместны – то, во всяком случае, терпимы. Младший попробовал еще раз добраться до адреса Федора Константиновича, но старший махнул рукой, и оба, слегка ускорив чинный шаг, отступили под навес колониальной лавки.

Занавес

Акт шестой

Прощальный ужин

В столовой Щеголевых сидят за трапезой Борис Иванович, Марианна Николаевна, Зина и Федор Константинович. Последний, не без прикрас, рассказывает о приключившемся с ним. Щеголев смеется здоровым смехом.

Марианна Николаевна:

Федор Константинович, а нельзя ли полюбопытствовать,

сколько в штанах было денег?

Федор:

Двадцать марок, Марианна Николаевна.

Зина:

Налейте себе побольше водки, Федор Константинович, а то после такого приключения можно и простудиться.

Борис Иванович (вдоволь нахохотавшись):

Ну что ж – последний наш вечерок! За ваше преуспевание, синьор. Кто-то мне на днях говорил, что вы накатали презлой реферат о Петрашевском. Похвально. Слушай, мама, там стоит еще бутылочка, незачем везти, отдашь Касаткиным.

…Значит, остаетесь сиротой (принимаясь за итальянский салат и необыкновенно грязно его пожирая). Не думаю, что наша Зинаида Оскаровна будет особенно холить вас. Ась, принцесса?

…Да, так-то, дорогой, меняется судьба человечья, печенка овечья. Думал ли я, что вдруг улыбнется счастье, – тьфу, тьфу, тьфу, не сглазить. Еще этой зимой ведь прикидывал: зубы на полку али продать Марианну Николаевну на слом?.. Полтора года, как-никак прожили с вами вместе, душа – извините за выражение – в душу, а завтра расстанемся, – вероятно, навсегда. Судьба играет человеком. Нынче – пан, завтра – папан.

Ат (читает Федор):