По паутине в центре комнаты спускается паук Устин. Писатель кладёт ему бабочку на паутину. Паук начинает радостно есть.
Мой бархатный друг!
Жена Писателя. Ты так и не сказал, что ты задумал?
Писатель. Ты о чём?
Жена Писателя. О той, что «совсем ещё девочка».
Писатель. Я написал о ней книгу. И она будет существовать.
Жена Писателя. Хорошо, я отнесу.
Писатель садится за стол довольный. Вдруг лицо его искажается от боли. Он хватается за сердце и падает в обморок. В этот момент возвращается Жена, она подбегает к Писателю, поднимает его и с силой дотягивает его на себе до дивана и укладывает. Кладёт на голову компресс.
Писатель
Жена Писателя. Может, сердце? Я пойду за доктором.
Писатель. Сегодня выходной, никого не найдёшь.
Жена Писателя. Наш сосед, кажется, доктор!
Писатель. Психоаналитик. Избавь меня!
Жена Писателя. Кажется, невролог!
Картина 2
Писатель, Юлька
Писатель начинает бредить.
Писатель. Дон Кихот хватается за лопасти мельницы. Но это колесо всех перемелет…
Тихо подкрадывается Юлька. Она закрывает Писателю глаза и громко смеётся.
Твой смех в темноте – лучшая музыка. Это счастье! Егоза!
Юлька. А что такое счастье?
Писатель. Это так много и так мало. Это – быть расстрелянным в ночном овраге, шлёпнуться набитой опилками куклой среди прохладной росы, глубоко вдохнув запах черёмухи…
Юлька. Слишком грустно!
Писатель. Это открыть новый подвид голубянки. Заприметив её уголком глаза, дрожащей рукой потянуться за сачком, накрыть её в один миг и бежать по пыльной дороге, обдирая ноги о только что скошенные колосья пшеницы, боясь разжать пальцы и одновременно стереть цветную пыльцу… На ходу придумывать ей название…
Юлька. … Распнуть её на мягком, уютном бархате, проколов насквозь блестящей новой английской иголкой, и выставить под стеклом?
Писатель
Юлька. Слишком шершаво!
Писатель. Счастье – это вызов. Это моё искусство, которое есть – божественная игра, в которой мы – демиурги. Искусство – единственная абсолютная реальность. И эта реальность уже не ставится под сомнение нашими органами чувств.
Юлька. Искусство – самый пленительный вид свободы. Искусство и ты – для меня одно.
Писатель. Счастье – это заклинанием затравить слово, которое не даёт покоя, крутится на языке, ищет определения!
Юлька. И слово это, конечно, – «любовь». Или «смерть»?
Писатель. Счастье – это двигаться к толпе людей, похожих на меня, и увидеть среди них тебя. И знать, что ты тождественна мне.
Юлька. Тогда – до встречи!
Картина 3
Писатель, Жена Писателя, Юлька, Доктор Эмиль Сонберг, Смерть Писателя, Обезьяна Марфуша, Хор взрослых
Появляется Жена Писателя, которая ведёт Доктора Эмиля Сонберга. В руках у доктора клетка с обезьяной Марфушей. Смерть Писателя заходит вместе с ними. Никто, кроме Писателя, её не замечает.
Сонберг. А вот и больной. Что-то бледен. Разрешите, тут поставлю.
Жена Писателя. Доктор, говорят, вы невролог?
Сонберг. Да, по первому образованию.
Жена Писателя. Прослушайте его.
Сонберг слушает Писателя стетоскопом.
Сонберг. Сердце бешено колотится… А где у вас болит?
Писатель. Всё внутри горит. К рёбрам не прикоснуться.
Сонберг. Это межреберная невралгия. А сердце колотится от того, что вас что-то тревожит. Может, поведаете?!
Жена Писателя. Доктор, сегодня он завершил работу над сенсационной книгой. Он создал образ, который до него ещё никто не знал. Могут быть скандалы. Даже если кто-то решится на издание. Судьба книги очень тревожит его. Думаю, это и стало причиной приступа.
Сонберг
Жена Писателя. Я отнесла рукопись в издательство.
Сонберг. Жаль. Она бы прояснила ситуацию.
Жена Писателя. Он – гениальный писатель. Со временем все это осознают. Он – утончённый художник, его образы будто вскрывают глубинную боль…
Сонберг. Вот Марфуша – тоже прекрасный художник.
Писатель
Сонберг. Сейчас таблетками уже никто не лечится. Это прошлый век.
Писатель. Я в аду, я в бреду, я не могу выйти!
Смерть Писателя подбегает к Писателю, склоняется над ним и начинает обмахивать его веером.
Смерть Писателя. Потерпи, немного осталось.
Писатель. Как нежно твоё дыхание! Но я не вижу твоего лица! Теперь немного легче…