Эм с досадой плюнул. Вот так всегда, а он хотел иметь рисунок про запас, такой, как вчера. Почему, интересно, сегодня его рука нарисовала козявку, как есть, а не состарила на несколько лет? Он лишний раз убедился, что не имеет никакого влияния ни на свой дар, ни на свои руки. Подавив желание скомкать неудачный рисунок, Эм протянул его Ксюше:
— На, на память от меня.
Она взяла листок, с восхищением осмотрела свой портрет:
— Неужели я такая? Вау…
Потом опечалилась:
— А кому я это покажу? Мурзик меня вообще убьёт за такие портреты.
— Вот интересно! За проституцию не убьёт, а за портрет…
Ксюша замялась. Потом ответила:
— Так то за деньги… А это… Это такое личное! Сразу видно…
Эм нахмурился:
— Это всегда личное.
— Всё равно, — она протянула листок обратно. — Не могу я, найдёт — убьёт…
— А ты его в медведя спрячь! Там секретное отделение в сердце…
Ксюша схватила медвежонка и принялась искать, как открывается сердечко. Нашла не сразу и обрадовалась:
— Клёво!!! Тут точно никто не найдёт!
Эм аккуратно сложил рисунок в несколько раз, и девочка запихнула его в потайное отделение. Эм придержал её руку, протягивая зелёную банкноту:
— На, положи туда же. Это только тебе, поняла? Купишь себе, что захочешь.
Ксюша цепко схватила доллары, сжимая их в кулачке, и в порыве благодарности обняла его за шею. Эм снова вдохнул её запах, аромат дешёвых духов, стараясь не двигаться и ни в коем случае не ответить тем же. Сердце его стучало, как сумасшедшее, и он поморщился от ненужного огорчения. Он больше никогда её не увидит…
Легонько оттолкнув Ксюшу, Эм встал:
— Всё, поехали. Хватятся тебя.
— Да ладно, — отмахнулась она. — Подождут!
— Мне работать надо, — на лимите грубости отрезал Эм. — Ты и так меня задержала!
Ксюша не обиделась, как он надеялся, а вскочила, нашла свои шмотки и принялась одеваться. Эм искоса смотрел на неё, пытаясь подавить охватившую его печаль. Потом тряхнул головой, встал, нашаривая бутылку виски. Свернул пробку и внезапно вспомнил о своём намерении бросить пить. Но желание глотнуть перебороло, и он глотнул. Почти с отвращением. Медленно завернул пробку на место и поставил бутылку на телевизор:
— Давай уже, козявка, двигайся!
Они вышли из дома налегке. Ксюша нежно прижимала к груди плюшевого мишку и не менее нежно — свою потрепанную сумочку с деньгами. Жужжание мобильника заставило её почти подпрыгнуть от неожиданности и выругаться. Раскопав телефон в куче барахла, которое носят с собой все дамы, она ответила:
— Алё!
Видимо на связи был смотрящий, потому что Ксюша сменила тон на деловой:
— Да, уже в машине одной ногой!.. Через пятнадцать минут где-то… Ага, всё.
Покосившись на севшего за руль Эма, она буркнула:
— Ты был прав.
— Я всегда прав, — мрачно ответил он, заводя мотор.
До вокзала они доехали быстро, ибо пробок на дорогах не оказалось, и молча. Припарковавшись, Эм устало облокотился о руль и тихо сказал:
— Ну давай. Удачи в твоей неблагодарной работе.
Ксюша усмехнулась:
— Скажешь тоже… Ты что, прощаться не умеешь?
Он покачал головой. Девочка приподнялась на сиденье и быстро чмокнула его в щёку:
— Пока! До скорой встречи и спасибо за всё!
Эм машинально принял её поцелуй и кивнул.
Ксюша открыла дверцу и вышла на прохладную ещё площадь. Потом повернулась и бросила:
— Если что, я каждый вечер тут.
И пошла, не оборачиваясь, к привокзальному кафе. Эм смотрел ей вслед, положив голову на руки, и мысленно прощался навсегда. Он запомнит её в мельчайших деталях и нарисует ещё и ещё, по памяти, стройную фигурку и водопад светлых волос…
Паренёк по кличке Мурзик вышел из кафе, дождался Ксюшу на пороге и обнял за плечи — властным жестом покровителя. Она подняла к нему личико и приняла долгий поцелуй в губы. Рука пацана спустилась до её попы и игриво шлепнула по рюшечкам юбки. Ксюша слегка натянуто засмеялась и последовала за ним внутрь забегаловки.
Эм закрыл глаза, вздохнул глубоко пару раз и завёл мотор. На хату. Исчезнуть из мира на два-три дня. Закончить заказ. А там видно будет.
В доме он встал посреди комнаты, окинул её долгим взглядом и подобрал старенькое полотенце в цветочек. Бросил на стопку белья. Нашел свой телефон и поставил любимую песню. Под звенящую гитару сел в кресло, отпил несколько долгих обжигающих глотков из бутылки и взял в руки блокнот.
Всё вернулось на круги своя. Пора работать.
Часть 2. Матвей
— Матвей, ну сколько можно возиться, в самом деле!
Громкий высокий голос вывел его из ступора, заставив вздрогнуть. Опершись ладонями на тумбу раковины, он взглянул на себя в зеркало. Измученные алкоголем глаза с серыми мешками и вздутыми веками, недельная бородка, красный нос с тёмными порами. Такое впечатление, что ему перевалило за полтинник. А ведь вчера исполнилось тридцать пять!
Матвей попытался пригладить торчащие дикобразом волосы, но потерпел неудачу. Выдавив на руку каплю геля, он согрел её, растирая между ладонями, и принялся композировать некое подобие модной прически, чтобы нельзя было сказать наверняка, нарочно его волосы торчат во все стороны или он уснул с мокрой головой.