Начала любви

Уже сам по себе тот факт, что император является её ровесником, действовал опьяняюще. Это вам не что-нибудь; это фактически означает, что их поколение пришло наконец к власти. Если прежде всем заправляли в силу очевидных причин родители, то ныне их время. Будучи на год младше Иоганны-Елизаветы, Фридрих получил для своих нужд ни много ни мало — страну. А пришёл он, следом придут другие, такие же, как он. Чтобы осознать эту нехитрую мысль, эту очевидную истину, одних только ума холодных размышлений недостаточно; для этого нужно было принцессе пройти через унижения первого визита, побороться со страхами, проделать весь этот путь и вдобавок получить возможность сидеть тет-а-тет с императором, наблюдая мимическую игру настроений на умном, гладком его лице. Приятный, что бы там ни говорили, приятный и обаятельный мужчина. Такого хорошо иметь в союзниках, замечательно — в друзьях, но только, ради Бога, не среди врагов. Да, очень симпатичный мужчина, но следует быть с ним настороже: разное про него рассказывают...

В прежние времена, при Фридрихе-Вильгельме, принцесса была этаким бесполым существом, могущей и желавшей быть полезной для своего императора, для страны etc. При нынешнем кайзере Иоганна-Елизавета получила бесценную возможность использовать целый пласт ранее не задействованных своих достоинств. Начать хотя бы с того, что разговаривали она и Фридрих ныне по-французски, а, видит Бог, немцам, которые в своей стране предпочитают общаться на иноземном наречии, всегда есть о чём поговорить и всегда проще договориться. Принцесса чувствовала, что её французский принимается кайзером не без удовольствия: император даже голову склонял набок, на манер профессионального флейтиста, когда слушал собеседницу. Он как бы тем самым подчёркивал, что не единственно только смысл, но даже звук произносимых Иоганной слов был ему приятен.

И она, понятное дело, старалась. Ух как она старалась, соловьём заливалась-таки, втайне боясь переиграть, надоесть кайзеру, — но кони вдохновения уже вовсю несли принцессу и остановиться не было никаких сил.

Экая, казалось бы, малость — заёмный язык, а вот поди ж ты! Принцессе не без основания казалось, что самим звуком язык Мольера и Расина отъединяет её от всего окружающего и, наоборот, объединяет с Фридрихом.

Когда в свой черёд разговор коснулся музыкальной темы, принцесса была принуждена сознаться, что в музыке не особенно хорошо разбирается (император выразил на лице холодное удивление), хотя без музыки жизни себе не представляет, музыку всей душой любит и хотела бы в обозримом будущем восполнить свой чудовищный в этом отношении пробел. Фридрих удовлетворённо кивал головою, как бы отмечая неровную ритмику фразы, а под конец, на словах «чудовищный пробел», так и вовсе озарился сдержанной улыбкой.

   — Так вы, стало быть, литературу предпочитаете?

Ещё не легче: только этого Иоганне для полного счастья и недоставало!

   — Смею, ваше величество, надеяться, что могу ответить в данном случае положительно, — с поклоном ответствовала она.

Читала книжки принцесса без системы, без разбора, хотя следует отдать ей должное — читала много и потому в литературных разговорах имела даже основание вставлять время от времени свои суждения, начинающиеся со слов: «Я думаю...» Осведомлённость в изящной словесности, однако, предполагала разве что фрагментарные представления не вообще о литературе, но исключительно о литературе французской. Иоганна-Елизавета могла разве только надеяться, что император, как истинно культурный собеседник, о своих писателях-соотечественниках заговаривать не будет.

   — И кого же из авторов предпочитаете, если не секрет? Тех ли писателей, кто содержательной стороне предпочитает отточенную форму? Или как?

   — О, я не так строго сужу, ваше величество. Вот взять, например (она картинно возвела глаза к потолку, хотя в душе и скользнул лёгкий холодок-сквознячок: взять-то, например, можно, но всякое писательское имя грозит конфузом и обвалом, вот ведь штука-то в чём), взять, скажем, мало-мальски талантливого писателя. Если у него смысл полезный, так ведь обыкновенно и слог его обладает необходимым изяществом. Или нет?

Иоганна-Елизавета этим несложным способом постаралась обменяться таким образом позициями с Фридрихом, чтобы получить возможность задавать вопросы. Император понимающе улыбнулся и часто Закивал, как бывает в случае, когда в некотором разговоре одному из собеседников удаётся в точности выразить мысль, целиком разделяемую, хотя и не высказанную вслух другим участником всё той же беседы.

   — Но всё же любимые-то писатели у вас, без сомнения, имеются? Хотел бы я знать, кто именно, а?