Читаем Начала политической экономии и налогового обложения полностью

Колебание, порождаемое второю половиной этой альтернативы – изменением ценности денег – сообщается всем товарам вместе; но колебание, возникающее благодаря первой причине, ограничивается отдельным товаром, производство коего требует большего или меньшего труда. При допущении свободного ввоза хлеба или при земледельческих улучшениях, ценность сырых произведений падает. Но это не произведет никакого действия на цену всех других товаров, за исключением того, что она понизится в соответствии с упадком действительной ценности или издержек производства сырых произведений, входящих в их состав.

Признавая это начало, Мальтус не может, по моему мнению, оставаясь последовательным, утверждать, что вся денежная ценность всех товаров страны должна понизиться в точности на столько же, на сколько упадет цена хлеба. Если бы ценность потребляемого в стране хлеба представляла 10 милл. в год, а мануфактурных и иностранных товаров 20 милл., т. е. тех и других вместе – 30 милл., то нельзя было бы сделать заключение, что годичный расход уменьшился до 15 милл., потому что хлеб упал на 50 % или от 10 до 5 милл.

Ценность сырых произведений, входящих в состав этих мануфактурных товаров, не могла бы, напр., превзойти 20 % всей ценности последних, и потому упадок в ценности мануфактурных товаров вместо понижения от 20 до 10 милл., простирался бы только на сумму от 20 до 18 милл., и после упадка цены хлеба на 50 % вся сумма годичного расхода, вместо понижения от 30 до 15 милл., понизились бы только от 30 до 23 миллионов[71].

Такова, говорю я, была бы их ценность, если бы можно было считать вероятным, что, при столь дешевой цене хлеба, не потреблялось бы более хлеба и товаров; но так как все те, кто употреблял капитал на производство хлеба на таких участках, обработка которых не могла бы продолжаться, могли бы употребить его на производство мануфактурных товаров, и только часть подобных мануфактурных товаров отдавалась бы в обмен за иностранный хлеб, так как при каком либо ином предположении низкие цены и ввоз не доставили бы никакой выгоды, то мы обладали бы прибавочною ценностью всего того количества мануфактурных товаров, которые были бы таким образом произведены и не вывезены для увеличения упомянутой ценности, так что действительное уменьшение как ценности денег, так и всех товаров страны с включением хлеба, представлялось бы только в виде потери для землевладельцев через уменьшение их ренты, между тем, как количество предметов потребления значительно увеличилось бы.

Вместо того чтобы рассматривать в таком свете действие падения ценности сырых произведений, как его и обязывало его же собственное предварительное предположение, Мальтус полагает, что действие это есть совершенно то же, что и возвышение на 100 % ценности денег, и на этом основании рассуждает так, как если бы цена всех товаров уменьшилась на половину против прежнего.

«В течение 20 лет, начиная се 1794 года,

– говорит он, —

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее