Читаем Начала политической экономии и налогового обложения полностью

Очень важно проводить ясное различие между валовым и чистым доходом, потому что из чистого дохода должны выплачиваться все налоги. Предположим, что ценность всех товаров страны, всего хлеба, сырых произведений, мануфактурных товаров и т. д., которые могут быть доставлены на рынок в течение года, представляет 20 милл., и что для получения этой ценности требуется труд известного числа людей, абсолютно необходимые предметы, потребления которых требовали расхода в 10 милл.; я сказал бы, что валовой доход такого общества – 20 милл., чистый доход – 10 милл. Из этого предположения не следует, что рабочие получили бы за свой труд только 10 милл.; они могли бы получить 12, 14 или 15 милл., и в этом случае они имели бы 2, 4 или 5 милл. чистого дохода. Остаток разделялся бы между землевладельцами и капиталистами; но весь чистый доход не превосходил бы 10 милл. Если предположить, что подобное общество платит 2 милл. налогов, то чистый доход его был бы низведен до 8 милл.

Предположим теперь, что ценность денег увеличивается на; тогда все товары понизились бы, и цена труда понизилась бы также, ибо в состав этих товаров входят предметы абсолютной необходимости для рабочего, и, следовательно, валовой доход был бы уменьшен до 18 милл., а чистый доход до 9 милл. Если бы налоги были уменьшены в той же пропорции, и если бы вместо 2-х милл. они представляли бы только 1.800 тысяч ф., то чистый доход уменьшился бы еще до 7.200 тыс. ф., ценность которых была бы в точности равна ценности прежних 8 милл., и, следовательно, общество в подобном случае не было бы ни в выигрыше, ни в потере. Но если предположить, что после возвышения денег, налога, по-прежнему, взималось бы 2 милл., то общество обеднело бы на 200.000 ф. в год, а налоги его в действительности возросли бы на. Итак, изменять денежную ценность товаров через изменение ценности денег и затем взимать прежнюю денежную сумму налогов значит, несомненно, увеличивать тягости, лежащие на обществе.

Но предположим, что землевладельцы получали из 10 милл. чистого дохода 5 милл. в виде ренты, и что, вследствие большей легкости производства или ввоза хлеба, необходимый расход труда на этот продукт уменьшился на 1 милл.; в таком случае рента упала бы также на 1 милл., и на ту же сумму упали бы цены всей массы товаров, но чистый доход оставался бы совершенно одинаковый с прежним; валовой доход действительно представлял бы только 19 милл., а необходимый расход на получение его – 9 милл., но чистый доход простирался бы на 10 милл. Если предположить теперь, что из этого уменьшенного валового дохода взято 2 милл. налога, то богаче или беднее стало бы общество в целом? Несомненно богаче, ибо, за уплатою своих налогов, оно обладало бы, по-прежнему, 8 милл. чистого дохода для покупки товаров, количество которых возросло и упало в цене в пропорции 20 к 19; не только могла бы оставаться прежняя сумма налогов, но могла бы взиматься и большая, и масса народа все-таки снабжалась бы лучше предметами удобства и необходимости.

Если бы, по уплате одинакового с прежним денежного налога, чистый доход общества оставался равен прежнему, а класс землевладельцев потерял бы 1 милл. от упадка ренты, то денежные доходы других производительных классов общества, не смотря на упадок цен, должны были бы возрасти. Капиталист приобрел бы в таком случае двойную выгоду: хлеб и мясо, потребляемые им и его семейством, понизились бы в цене, и вознаграждение его слуг, садовников и всякого рода рабочих уменьшилось бы. Лошади и скот его стоили бы меньше и содержались бы дешевле. Понизились бы все товары, в состав которых главною долею их ценности входят сырые произведения. Эта общая сумма сбережений, сделанных на расходовании дохода одновременно с увеличением денежного его дохода, принесла бы ему, таким образом, двойную выгоду и дала бы ему возможность не только увеличить свое пользование, но и принять на себя добавочный налог, если бы его стали требовать; его добавочное потребление обложенных налогом товаров более чем возместило бы уменьшение спроса землевладельцев, последовавшее за уменьшением их ренты. Те же наблюдения применяются к фермерам и ко всякого рода промышленникам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее