Читаем Начала политической экономии и налогового обложения полностью

Эти наблюдения д-ра Смита относительно худой монеты одинаково применяются и к обесцененному бумажному обращению. Он перечислил лишь небольшое количество тех бедственных последствий, которые сопровождают ухудшение орудия обращения, но он достаточно предостерег нас от попытки прибегнуть к столь опасным экспериментам. Если бы наша великая страна, имея перед глазами последствия принудительного бумажного обращения в Англии и во Франции, продолжала держаться системы, чреватой таким множеством бедствий, то это было бы обстоятельством достойным всегдашнего сожаления. Станем надеяться, что она окажется более мудрою. Утверждают, правда, что обстоятельства не сходны, что банк Англии не находится в зависимости от правительства. Если бы это было и справедливо, то все же зло чрезмерного обращения ощущалось бы не менее сильно; но можно спросить, может ли быть независимым от правительства тот банк, который снабжает правительство ссудою, превышающею на многие миллионы собственный его капитал и сбережения?

Когда в 1797 году сделалось необходимым распоряжение совета о прекращении платежей, то натиск на банк был, по моему мнению, порожден одною политической тревогой, а не чрезмерным или недостаточным (как предполагали некоторые) количеством банковых билетов в обращении[86].

Это опасность такого рода, которой банк подвергается во всякое время по самой своей природе. Никакое благоразумие со стороны директоров, не могло бы, может быть, отвратить ее: но если бы займы банка правительству были более ограниченны, если бы то же самое количество банковых билетов было выпущено в публику посредством учета, то, по всей вероятности, директоры банка могли бы продолжать свои платежи, пока не прекратилась бы тревога. Во всяком случае, так как должники банка были бы обязаны уплатить свои долги по истечению 60 дней, – таков наиболее продолжительный период, на который выдаются учтенные банком векселя, – то директоры имели бы в это время возможность, если бы оказалось необходимым, выкупить каждый свой билет, находящийся в обращении. И так, прекращение платежей сделалось необходимым потому, что связь между банком и правительством была слишком интимного характера; той же самой причине обязаны мы и его продолжительностью.

Для избежания дурных последствий, которые могут сопровождать упорство в сохранении этой системы, мы должны постоянно сосредоточивать наше внимание на отмене закона, прекратившего платежи банка.

Единственное законное обеспечение, которым может обладать публика против нескромности банка, состоит в том, чтобы обязывать его уплачивать монетою по предъявлению по своим билетам; а это в свою очередь может быть достигнуто единственно посредством уменьшения количества банковых билетов в обращении до того предела, пока номинальная цена золота не понизится до монетной цены его.

Этим я заключаю свои исследования, считая себя счастливым, если мои слабые усилия возбудили внимание публики к должному рассмотрению состояния нашего обращения. Я хорошо знаю, что я ничего не прибавил к запасу сведений, с которыми познакомили публику многие талантливые писатели по этому предмету.

Я не имел и подобного честолюбия. Я желал только посвятить спокойное и беспристрастное исследование вопросу великой государственной важности, пренебрежение которых может сопровождаться последствиями достойными сожаления в глазах каждого друга нашей страны.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Замечания по поводу некоторых мест статьи «Эдинбургского обозрения» об обесценении бумажного обращения, а также предложение насчет обеспечения государству орудия обращения столь же неизменного, как и золото, при весьма умеренном количестве этого металла.

Призывая внимание публики к новому изданию этого памфлета, я пользуюсь случаем рассмотреть те возражения, которые сделало мне честь высказать «Эдинбургское обозрение» в последнем номере своего издания относительно некоторых мест упомянутого моего труда. Сделать это меня влечет убеждение, что обсуждение каждого частного пункта, находящегося в связи с этим важным предметом, будет способствовать более скорому принятию мер против существующих злоупотреблений, и будет иметь стремлением обеспечить нас от опасности повторения их в будущем.

В статье об обесценении денег, «обозреватели» замечают, что

«крупную ошибку труда г. Рикардо представляет его односторонний взгляд на те причины, которые действуют на вексельные курсы. Он приписывает,

– говорят они, —

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее