Начальник Америки (СИ)

Пельменную мы с Тропининым основали на паях, когда предались неожиданной ностальгии по общепиту. Все остальные заведения такого рода обычно совмещали кабак, гостиницу и харчевню. Там было много суеты, требовался большой персонал, а кухня и кладовка отбирали довольно большую площадь. Мы же сосредоточились на пельменях, тем самым сократили расходы на обслуживание, готовку. Заведение получилось демократичным, обеспечивая моряков и рабочих торговой гавани дешёвой и калорийной пищей. Более того, пельмени оказались удобны, чтобы брать обед с собой, поэтому их стали продавать на вынос в плетеных из лыка или бересты коробках.

Заведовать пельменной поставили Прохора — старого сибиряка, потерявшего на промыслах пальцы правой руки. Травма эта стала поводом для городской легенды, что хозяин якобы потерял пальцы в мясорубке. В помощь отрядили пару выкупленных индейцев-калги, а женщину он нанял уже сам после приватизации.

Я расспросил Прохора о казаках.

— Ничего парни, — сказал он. — Вели себя прилично. Выпили, поели. Заплатили честно. Интересовались, как тут жизнь, как люди живут?

— О девках, небось, расспрашивали?

— Нет, не угадал, — хозяин улыбнулся. — Спрашивали о шкурах. Где, мол, диких найти, да промен устроить. Навезли они стекляшек и всего такого.

— А ты?

— Я сказал, что на ярманке. Рядом тут она, ярманка-то. По воскресеньям, мол, и дикие приходят, бывает что с мехами. Но, сказал, что со своим бисером они много не наторгуют. Так как дикие наши не то чтобы вовсе дикие и в стоимости пушнины понятие имеют.

— А они?

— Ругались на корешка какого-то, что, мол, надул их, когда сюда сватал. Они с дуру охотниками и вызвались.

Я усмехнулся. Кореша этого я подослал, чтобы ускорить набор команды.

— А ты что?

— Сказал как есть. Дескать, у нас всяко лучше службу тянуть, чем в Нерчинске среди каторжан или в Нижнеколымске в ожидании чукотского нападения морозиться.

— Угу. Давай сюда русские деньги, я тебе нашими выдам.

Он протянул мне четыре полтинника и несколько пятаков. Я дал ему астру.

Глава двадцать восьмая. Пристрелка

Глава двадцать восьмая. Пристрелка

Город быстро узнал о прибытии начальника из метрополии, но виду не подавал. Никаких верноподданнических митингов, никаких делегаций с подношениями предполагаемой новой власти, никаких адресов. Жизнь шла своим чередом, люди спешили на работу, отгружались товары, корабли покидали гавань.

Мне пришло в голову исчезнуть на недельку, чтобы предоставить всё естественному ходу и посмотреть, насколько стабильна созданная нами система? Возможно я совершил ошибку. Возможно, не стоило давать гостям время, чтобы осмотреться. Не столько даже самому капитану, сколько его свите. Но вышло, как вышло.

Я вернулся после довольно сложной контрабандной операции в Лондоне (мистер Слэйтер поселился у нас, а его приятели в Стоквелле оказались теми ещё пройдохами) и долго отсыпался. А утром, приняв ванну, отправился в кондитерскую, чтобы выпить чашечку кофе и прочитать утреннюю газету. Утреннюю, потому что газету я читал утром, а вообще «Виктория» выходила раз в неделю и время суток особой роли не играло.

Листок, формата «Пионерской Правды» наполовину состоял из объявлений, главным образом коммерческого характера, а на треть из разной свежести и разной достоверности коротеньких новостей. Шестую же часть газетной суши занимала какая-нибудь программная статья, продолжающая дело внедрения культурного кода.

В прошлом номере она посвящалась спорам о возможном открытии индейского театра. После успеха с музеем (восемь посетителей в день открытия), тема театра активно обсуждалась среди городской интеллигенции (мы с Тропининым, Ясютин, Шарль, Анчо и три неразлучные креолки). Некоторые из них (Тропинин) предлагали сперва открыть русский театр и сманить актёров из Петербурга, Москвы, Ярославля или Нижнего Новгорода. Другие (Галка с подругами) настаивали на индейском театре, справедливо полагая (с моих слов), что в русском всё одно ставят итальянские и французские пьесы, в то время как красочные представления туземных масок и постановка местных сюжетов могли, по их мнению, неплохо смотреться на сцене и внесли бы свой вклад в мировую культуру.

Лично я держался над схваткой не собирался тратить деньги ни на то, ни на другое. Музей не требовал значительных текущих расходов. Экспонаты лежат, стоят и висят по стенам смирно, кушать не просят, а зарплату смотрителя компания как-нибудь потянет. Иное дело такой неспокойный коллектив как театр. Хотя, наверное, определенный шарм, он городу бы придал.

Дочитать статью в свежем номере я не успел. В дверях возникли Колычев с Царевым. Вряд ли они взяли привычку посещать кондитерскую по утрам. Скорее заметили меня или им доложили и они решили поговорить. Что ж…

— Кофе? — предложил я.

— Не откажусь, — сказал Колычев, а его спутник молча кивнул

Хозяин, не дожидаясь заказа, принёс две чашечки горячего кофе, несколько кусочков сахара и овсяное печенье на блюдечке.

Колычев глотнул кофе, куснул печенье и остался доволен. Успех следовало развить.