— Но я слышу недоверчивое ворчание! — Тропинин усмехнулся. — Вот что, господа, я оставляю коробки прямо на площади, под открытым небом! Мало того, вы можете нацарапать на стенках имя или поставить какой-либо знак. Любая пища на жаре испортится за пару дней, любой напиток скиснет, но мы с вами откроем коробки в разгар меховой ярмарки и отведаем их содержимое.
Презентация прошла успешно. Во всяком случае заинтересовала моряков.
— Ты думаешь, что интенданты поедут в такую даль за консервами? — спросил я Лёшку. — Сейчас не эпоха глобального копирайта. Их просто начнут производить каждый у себя дома, а ты даже не имеешь патента.
— Есть несколько секретов, которые сразу не раскусят. Тут важна герметичность, температурный режим, в ряде случаев вакуумная обработка. Да и закатывать крышки как мы никто без специального станка не сумеет, а пайка вручную обойдётся дорого. Вот увидишь, ещё не один изобретатель отправится на тот свет, отравившись свинцом или заполучив ботулизм, при попытке скопировать технологию.
— Всё равно возить отсюда накладно. Ты бы мог получить в Англии патент на пару с Миллером. На одних поставках британскому флоту вы бы озолотились.
— Вот тогда точно станет накладно возить отсюда. Все станут отовариваться в Англии и развивать её экономику. А русским, конечно, не хватит средств. И получится, что британцы будут лопать консервы, а наши жрать солонину. Нет уж, кому надо пусть покупают здесь. Если накинуть всего лишь гривенник на каждую пудовую жестянку, то сумма выйдет немалая.
— Я бы всё же подумал о патенте. Пусть не сразу, лет через пять. Переговори с Миллером. Будешь получать хороший процент с европейского рынка используешь его для инвестиций.
В самый канун открытия меховой ярмарки вернулся «Варяг» из Калькутты с изрядно потрепанным, но полным энергии Царевым на борту. За время его отсутствия многое изменилось в наших отношениях с Колычевым. Но секретарь словно не чувствовал перемен и взял с места в карьер.
— Вы не имеете права устраивать ярмарку, тем более с иностранцами без особого монаршего повеления, — заявил он мне и обернулся к Колычеву: — Я предлагаю отменить торжище и вообще запретить торговать с иноземцами. Императрица дала им позволение на промысел, не более того.
На этот раз он не нашел поддержки начальника. Мир изменился.
— В какой порт вам теперь не терпится попасть? — спросил с ухмылкой Колычев.
Царев поник, а через час его заметили у шлюпки с «Турухтана». Он вел беседу с мичманом Епанчиным, который присматривал за матросами.
Первую неделю торговля мехами шла вяло. Имея возможность сдавать шкуру калана приказчикам на месте по десять испанских долларов, и индейцы, и промышленники просили на ярмарке за такую же не меньше двадцати астр или сорока российских рублей.
Некоторые европейцы стали роптать.
— Наши дикие не то чтобы вовсе дикие, в мехах понятие имеют, — в сотый раз повторяли горожане.
— Господа, подождите камчатских купцов. Цены обязательно упадут, — увещевали одни.
— В Кантоне все равно получите втрое против этого, — говорили другие.
Одна шхуна с камчатскими промышленниками действительно задерживалась, мы лишь надеялись, что она не попала в беду. Но вряд ли дюжине человек даже с самыми лучшими мехами удалось бы сбить цены.
Я ждал шхуны с Камчатки не только ради лишней партии мехов и покупателей. Явление Виктории миру было лишь половиной моего плана. Я твердо решил уйти на покой и приготовил себе замену. Но в роль личности я не верил. Хотя передо мной был пример Тропинина, сумевшего поднять целю индустрию, передо мной был и его образ утыканный щепками как дикобраз. Все мы смертны, а хорошая система должна работать независимо от личностей. Поэтому я оставил коллективного наследника.
Более четырех сотен людей собрались в центральном зале моего особняка. Окна были зашторены, горели свечи. Было жарко и душно. Зал с трудом вместил всех. Никто из приглашенных не знал, зачем я собрал их вместе, но от приглашения не отказался никто. Мой авторитет, любопытство, предвкушение интересного предложения. Мотивы разнились. Некоторые были не в курсе, что я завладел акциями или паями их предприятий. Но таков был мой план. Я хотел охватить максимум деловых людей фронтира и колоний, даже если их бизнес сводился к содержанию конюшни или ломовому извозу.
Прислуги не было. За исключением лимонада на сдвинутом к стенам столах, никаких угощений.
Дело серьезное.
— Буду краток, — сказал я из кресла, поставленного на специально сооруженном подиуме, и поднял обе руки, в каждой из которых держал по тетради. — Вот два списка. На первом значатся все компании, в которых я имею десятую часть. И которые вы все здесь представляете.
Я обвел людей взглядом.
— Мне не нужны эти деньги. Я отхожу от дел. Все свои доли в ваших предприятиях я передаю в общественную казну. Назовем её Складчина. Управлять Складчиной вы будете сами. Изберете правление, председателя, будете следить за расходами.
Для многих сама идея общественного блага была чужда. Дав небольшое время на осознание новшества, я продолжил: