— Это так, скорее упражнения, — отмахнулся я. — Обычно в это время у нас там в Виктории проходит нечто вроде праздника урожая. Местными дикарями называется потлач. Лучшие люди собираются в одном месте, бражничают, дарят друг другу подарки, устраивают состязания. И тогда мы проводим турнир по игре в мяч. Вот где настоящая битва! Страсти посильнее охоты на лис! Город разделяется на две части, каждая поддерживает свою команду.
Вон те, которые наши бойцы из коряков и чукчей — это одна, а работники верфей составляют другую. Они уже несколько лет так соперничают. Моряки тоже пытаются собрать свою команду, но они постоянно в плавании, а потому пока игра у них плохо получается. Возможно, заодно с вашими людьми, Ипполит Семенович, дело пойдёт веселее.
Степанов пожал плечами. В это время на горе мелькнул отблеск карманного зеркальца, которым мы снабдили Санька Малого. Случись что-то серьезное наблюдатель запалил бы костер с густым дымом, а зайчик от зеркальца или свеча, если дело происходило ночью, означали лишь некое происшествие, требующее повышенного внимания.
Тем не менее Полпуда взял деревянный молоток и несколько раз сильно ударил по обломку от разорванной бронзовой пушки, который подвесили на смотровой башенке в качестве била. Гул наполнил окрестности, Ватагин свистнул, его парни бросили игру. Морякам сразу остановиться не удалось, они еще с минуту гоняли мяч без противодействия соперника. И то сказать, за весь первый тайм им редко удавалось заполучить его. Наконец, игра встала. Посмотрев на гору футболисты не увидели дыма, но гвардейцы с камчатскими послушно потянулись к крепости, а моряки попрыгали в лодку и погребли к шхунам.
Некоторое время даже с дозорной башенки ничего не удалось разглядеть. Ни на воде, ни на суше. Однако вскоре причина тревоги прояснилась. Со стороны Молокаи показался парус, похожий издали на семечко череды. Потом стало видно каноэ с легким аутригером и единственным гребцом, что было необычно для здешних мест. Лодка пристала довольно далеко от нас, в районе Вайкики. Я наблюдал через подзорную трубу, как туземец убрал парус, вытащил каноэ на песок и, даже не взглянув в нашу сторону, убежал в горы.
— Что-то назревает, — сказал я, складывая трубу.
— Можно и так сказать, — ответил мрачно Степанов.
На следующий день крепость посетил важный гость. Сам он был одет во что-то вроде тоги, голову венчал странный головной убор — нечто среднее между армейской каской и карнавальной маской. Воины, что его сопровождали, напротив, красовались голыми мускулистыми торсами. Как это уже повелось ни с кем из европейцев или азиатов, вождь в разговор не вступал, да и со своими соплеменниками говорил лишь через одного из охранников.
Я было решил, что это сам Каха Хан, которого так и не довелось прежде увидеть, но Степанов покачал головой.
— Это ихний верховный шаман Пулу-пулу. Демоново отродье. Беньовский с ним как-то еще разговаривал, а я не могу. Режет людей, точно скотину. Во имя богов своих поганых. Там выше нашего острога как раз одно из его капищ. Тьфу! Иной раз воду из ручья боюсь пить, когда они там мессу свою служат.
Меня слегка передернуло. После многих лет контактов с примитивными культурами я стал относиться к ним без прежнего пиетета или детской восторженности. Конечно было бы превосходно, если бы краснокожие или смуглые братья смогли перерасти варварство, стать частью цивилизации со своими особенностями. Но, положа руку на сердце, сохранить идентичность не удалось даже многим вполне развитым европейским культурам. Глобализм сожрал всех. А консервировать примитивный образ жизни ради каких-то там этнографов или антропологов будущего, означало обрекать на смерть или во всяком случае жалкое существование многие поколения. Рабство, насилие, убийства в бессмысленных войнах, на жертвенном камне, от болезней, запретов глупых шаманов, плохой пищи и голода.
С другой стороны, цивилизации пока что вели себя немногим лучше дикарей, и я был далек от того, чтобы считать природных жителей людьми второго сорта, устраивая на том основании геноцид. Скорее относился к ним как к Мауглям. Каковыми они в сущности и являлись.
А ещё нам нужны были люди. Мы попытались создать рядом с примитивным более привлекательное общество и открыть двери для всех желающих. Индейцы, алеуты, канаки станут одним из ингредиентов плавильного котла, сохранив память о предках на страницах книг и рисунках, но отказавшись от старого уклада. Всё равно большинство племён обречены. Все, кто занимает территории пригодные для земледелия, скотоводства, промышленности очень скоро погибнут в неравной борьбе или станут изгоями. На их долю останутся полярные пустоши, безводные пустыни и холодные горы.
Визит верховного шамана по крайней мере позволил нам прояснить ситуацию.
— Говорят, что вернулся лазутчик с острова Мауи, — сказал Степанов, выслушав сбивчивые доклады союзных канаков. — Лазутчик доставил весть, что на острове собирается большое войско. Делают запасы, строят лодки. Но против кого Кахе Кили собирает войско, о том неведомо.