— Ну стараюсь, а что тут такого сверхъестественного? Я ведь на испытательном…
— В том-то и дело, что я вижу в тебе абсолютно другую поведенческую мотивацию, ты не за себя печешься.
Я задумался, как бы ответить. Вот Фрейд, блин, комнатный нашелся, чего привязался-то?
— И как с человеком, небезразличным к судьбе нашего отдела, я с тобой хочу поделиться результатами своего анализа.
— А-а… Ну давай, конечно… Ага, — выдохнул я, уловив, что сейчас Валя не под меня копает.
Не нужны ему были никакие мои объяснения — он свои теории излагать готовился.
— Мне кажется, что наш начальник Петр Петрович специально ушел на больничный в самый ответственный момент. Бросил нас. Что думаешь?
— Не все так просто, Валя… Если начальник бы остался, то его бы в скором времени сожрали, к этому все и шло. По итогам полугодия на коллегии наваляли бы ему прилюдно. Вот представь такое, — я махнул рукой, изображая президиум и начальство. — Кому от этого было бы лучше? Нам — точно нет… Петрович хоть мужик и грубоватый, но все же свой, наш, доморощенный, — объяснял я, ловя себя на том, что сам я уже тоже причислял себя к своим. — С такими балбесами как мы — по-другому нельзя. А поставят кого-нибудь пришлого, и начнется текучка. Если еще до этой текучки вообще доработаем.
— Как это? — вдавил очки в переносицу Валентин.
Я ему обрисовал без особых подробностей перспективы «вселенского» заговора против нашего Зарыбинского ГОВД. С ним можно было не так, как с Голенищевым, Валентин — человек другого склада ума и руководствуется не фрейдовской мотивацией в своих поступках, и Аглая его не интересует, во всяком случае, как женщина (интересно, его кроме работы вообще что-то интересует?)
— Очень логично звучит, — кивнул он задумчиво, когда я закончил рассказ. — Думаешь, Евгений Степанович намеренно тормозит нашу работу?
— Даже если не намеренно, — хмыкнул я, — а по дурости, то это ничего не меняет. Нам нужно поднапрячься. Вот скажи, от тебя какой показатель идет в оценочную таблицу деятельности горотдела?
— Кримобеспечение расследования уголовных дел.
— Вот и подними его, тут времени с гулькин нос осталось до закрытия.
— Куда? Я всегда выполняю работу на совесть.
— Ты не понял, Валентин, нужно работать лучше, чем на совесть. И совесть при этом лучше отключить.
— Как это? — опешил тот, наконец, проявив хоть одну эмоцию.
— Дорисуй там себе, не знаю, количество экспертиз, участий в осмотрах. Что там еще у тебя в зачет идет?
Загоруйко блеснул на меня очками.
— Мухлевать? Ну нет… я так не могу.
— Эх, Валя, сейчас против нас мухлюют, а ты хочешь честно проиграть.
— Я не хочу проиграть… — задумался Загоруйко, — но как я могу увеличить количество экспертиз, которые мне назначают следователи? Все же в журнале регистрируется, и копии у меня подшиваются. Это несложно проверить и выявить мухлеж.
— Валентин, не всё то золотая рыбка, что блестит. Бывает и карась блестящий… Понимаешь?
— Хорошая аллегория, но нет. Не понимаю…
— Ну гляди… Вот, например, — я взял с его стола постановление о назначении дактилоскопической экспертизы. — Смотри, тут у тебя два вопроса стоит в постанове, которые ты разрешить должен. Вопрос первый — пригоден ли представленный след пальца руки для идентификации. Вопрос второй — не оставлен ли он проверяемым Ступниковым, дактилокарта которого представлена на исследование. Короче, вместо одной экспертизы берешь и делаешь две. В первой отвечаешь на первый вопрос, а во второй — на второй. И проводишь ее как дополнительную. Будто бы в первой у тебя еще не было дактокарты проверяемого лица, и ты просто поработал со следом. Так же можно?
— Ну, можно, — кивнул Загоруйко. — Я так и делаю, когда реально нет подозреваемых. Делаю диагностическую экспертизу, определяю пригодность следа для дальнейшей возможной идентификации, без всяких сравнений, и помещаю его в картотеку.
— Ну вот! А теперь со всеми так экспертизами делай. Была одна, а станет две. А работы столько же, объект исследования-то один и тот же. Только писанины чуть побольше.
— Дельная мысль, — жевал губу криминалист, — Вот только на две экспертизы мне надо будет два постановления от следователя.
Ну, это, по крайней мере, уже деловой разговор, а не так, усы жевать, да в носу ковырять.
— Да ты не переживай, со следаками я договорюсь.
— Хм… Александр? Тебя что, этому в школе милиции учили?
Я ему даже подмигнул.
— В школе такому не учат.
Дверь в кабинет без стука распахнулась, и на пороге нарисовалась худая, как доска женщина. Нос, очки и строгий жакет. Вот, что бросалось в глаза в первую очередь. Еще и осанка — несгибаемая, как березовое полено. И взгляд серых глаз, от которых веяло прохладой. Этот взгляд смотрел на все сверху вниз, с некоторым пренебрежением.
— Здравствуйте, молодой человек, — обратилась она к Валентину, будто не замечая меня. — Фу! И почему тут так воняет? Сколько раз говорила проветривать…
Глава 20
На первый и самый верный взгляд, дамочка эта вовсе не сотрудник органов и при этом совсем не простая служащая. Этакая цаца в возрасте бывалого директора предприятия или другого Зарыбинского функционера.